Покойник с площади Бедфорд - Энн Перри Страница 6

– Пока ничего нового, – сказал Телман, покусывая нижнюю губу. В руках полицейский держал карандаш и раскрытый блокнот, однако записей в нем было немного. – Такое впечатление, что в доме живут одни сони. – Его тон был полон сарказма.

Томас подумал, что если б его помощник был вынужден вставать каждый день в пять утра и работать до девяти-десяти вечера, то он бы тоже уставал так, что его нельзя было бы разбудить из пушки, однако ничего не сказал.

– Я бы хотел переговорить со всеми горничными, – обратился суперинтендант к Блиссету. – Могу я воспользоваться гостиной домоправительницы?

Дворецкий скрепя сердце согласился, но настоял на том, чтобы присутствовать при беседе. В его обязанности входило защищать своих подчиненных.

Однако два часа тщательных расспросов и внимательного осмотра основной части дома не дали никаких результатов. Обе горничные видели табакерку, но не могли вспомнить, когда это было, а все остальные вещи находились на своих местах. С уверенностью можно было сказать, что нигде не было видно никаких следов взлома, и никто в доме не заметил никаких посторонних.

Ночью тоже никто ничего не слышал.

В доме не появлялось новых посыльных и торговцев, кроме тех, кто был известен его обитателям уже многие годы. За последнее время горничные не обзавелись новыми ухажерами. Рядом с домом не были обнаружены ни бездомные бродяги, ни попрошайки, ни подозрительные уличные торговцы.

Питт и Телман покинули Бедфорд-сквер в половине десятого. На двуколке они отправились в участок, остановившись у уличного киоска, чтобы купить по чашке чая и по бутерброду с ветчиной.

– Отдельные спальни, – неодобрительно пробормотал инспектор с набитым ртом.

– Это обычное дело для людей их положения, – заметил Томас, пригубив чай и обнаружив, что он слишком горячий.

– Непонятно, кому это нужно, – лицо Сэмюэля красноречиво выражало его отношение к таким людям. – Но это значит, что в доме никто ни за кого не может отвечать. Это мог бы быть любой из них, если бы застал того мужчину залезшим в дом. – Полицейский откусил еще кусок. – Любая из горничных могла его впустить. Так иногда случается. Любой мог услышать звуки и затеять с ним драку… даже сам генерал, если уж на то пошло.

Питту не хотелось думать о такой возможности, однако что-то мелькнувшее во взгляде Балантайна в тот момент, когда он увидел табакерку, не позволяло суперинтенданту полностью исключить такую возможность.

Телман ждал, наблюдая за своим начальником.

– Слишком рано строить гипотезы, – сказал тот. – Сначала надо собрать еще улики. Обойдите остальные дома на площади; может быть, там были попытки грабежа, что-то было передвинуто, что-то было не так, как всегда…

– А зачем вор стал бы передвигать вещи вместо того, чтобы их украсть? – поинтересовался инспектор.

– Да, вор не стал бы этого делать. Но если его поймали в момент кражи и убили, то тот, кто это сделал, скорее всего, забрал бы украденные вещи, однако не табакерку, потому что она была не из того дома и ее присутствие пришлось бы объяснять. Другие вещи в этом случае могут быть сдвинуты со своих мест. Потом надо подождать, что еще нам скажет хирург после того, как сделает вскрытие. И потом, есть ведь еще счет за носки. – Томас отхлебнул уже немного остывшего чая. – Хотя боюсь, что даже если мы узнаем его имя, нам это не слишком поможет.

Однако тщательный опрос людей, живших на площади и около нее, ничего не дал. Никто ничего не слышал, и в других домах ничего не сдвигалось с места и не исчезало. Все утверждали, что спокойно проспали всю ночь.

Ближе к вечеру генерал Балантайн и его дворецкий выполнили свой долг и посетили морг, чтобы взглянуть на мертвеца, но тот оказался им незнаком. Питт внимательно наблюдал за Брэндоном и заметил на его лице удивление в тот момент, когда было открыто лицо погибшего. Создавалось впечатление, что генерал ожидал увидеть на этом месте совсем другого человека, не исключено, что знакомого.

– Нет, – спокойно сказал Балантайн, – этого мужчину я никогда не видел.

Поздно вечером Томас добрался до дома, но Шарлотта была слишком поглощена домашними проблемами, чтобы обсуждать происшедшее. Суперинтендант не хотел говорить ей о том, что в дело был замешан генерал Балантайн: он помнил, что жене генерал нравился. Она ведь даже какое-то время жила в его доме, помогая ему в делах. Лучше подождать, не появится ли какого-нибудь простого объяснения происшедшему, чем огорчать ее, причем, может быть, даже и без надобности. Да и вообще, поздний вечер не располагал к длительным беседам.

На следующее утро Питт отправился к помощнику комиссара полиции Джону Корнуоллису, чтобы поставить его в известность о происшедшем. Это было необходимо хотя бы потому, что преступление было совершено в той части Сити, где подобное случалось крайне редко. Может быть, само убийство и не было связано с жителями района и их слугами, однако оно определенно могло доставить им некоторые неудобства.

Корнуоллис был новым человеком в полиции. Бо́льшую часть своей карьеры он провел на флоте и хорошо понимал, что такое субординация. Однако природа преступлений была ему непонятна. А еще больше ему была непонятна политическая возня вокруг некоторых преступлений. Это был человек прямой, и в нем начисто отсутствовали изворотливость и способность к интриганству. Ведь море, где он провел бо́льшую часть своей жизни, не знало снисхождения к людям. Оно быстро отделяло умелых от неумелых, а храбрецов – от трусов, причем делало это с жестокостью, которая сильно отличалась от мягкотелости, характерной для политиков и светского общества.

Помощник комиссара был среднего роста, худощав и производил впечатление человека, для которого физические занятия более привычны, чем сидение за канцелярским столом. Двигался Корнуоллис с изяществом и самообладанием. Он не был красавцем – его нос был слишком длинным, – но в остальном лицо его было гармоничным и… честным. То, что он был абсолютно лысым, совсем его не портило. Питту он нравился.

– В чем дело? – Корнуоллис поднял глаза от стола, когда Томас вошел в его кабинет.

Стоял жаркий день, и окна в комнате были открыты. Снаружи доносились звуки экипажей, грохот повозок, случайные крики кучеров, тяжелый грохот груженых подвод, визгливые просьбы попрошаек и голоса уличных торговцев, предлагавших свой товар: шнурки, цветы, бутерброды, спички…

Питт прикрыл за собой дверь.

– Вчера, рано утром, на Бедфорд-сквер нашли мертвое тело, – доложил он. – Я надеялся, что труп не имеет никакого отношения к жителям домов, расположенных в округе, однако в руке убитого была зажата табакерка, принадлежавшая генералу Брэндону Балантайну, на пороге дома которого и был обнаружен убитый.

– Ограбление? – высказал предположение помощник комиссара. На лбу у него появилась складка, как будто он ждал, что Томас наконец объяснит ему, зачем завел об этом разговор и, более того, сделал это, явившись к нему лично.

– Возможно, что этот человек грабил один из домов на площади и за этим занятием его застал или слуга, или хозяин дома. Потом началась драка, и вора убили, – объяснил суперинтендант. – Затем, испугавшись последствий, они перетащили его на ступени перед домом Балантайна, вместо того чтобы оставить все как есть и вызвать полицию.