Ненависть начинается с любви - Мария Жукова-Гладкова Страница 6

Следующие дни я помню смутно. Я просыпалась совсем ненадолго, Баба-яга поила меня какими-то отварами, что-то напевно произносила ласковым, мягким, медовым голосом – и я снова погружалась в глубокий сон. Сны не снились, только один раз я снова увидела себя – то есть свою прабабку. Я поняла, что это и есть та двоюродная прабабка-колдунья, на которую я оказалась удивительно похожа. Только никто не помнил ее молодой.

– Слушайся Лиду. Она все сделает. И всему тебя научит, – сказала мне во сне прабабка – именно тем голосом, который я слышала в самолете и приняла за голос мамы. Оказалось, что со мной разговаривала другая родственница. Именно она меня и спасла.

– А как мама? – спросила я. – Я могу… ее увидеть? Поговорить с ней?

– Нет. Ты не сможешь общаться больше ни с кем из предков, только со мной. Ты – моя наследница.

– Что вы имеете в виду?

– Я не могла передать свои умения непосредственно тебе – никому в нашем роду не могла, когда умирала, а надо передавать в своем роду. Я передала их Лиде. Временно. Так тоже иногда можно, если случай необычный. В общем, у нас как раз такой. И она мне была как сестра, ближе, чем сестра. А она, в свою очередь, передаст все тебе. Я никому не могла больше это доверить… А с Лидой мы повязаны навсегда… И скоро встретимся… А ты учись! Запоминай все! Эти умения тебе пригодятся как ничто другое!

С этими словами прабабушка исчезла.

Как я узнала позднее, я оставалась без сознания шесть дней. То есть, конечно, не совсем без сознания. Я спала благодаря отварам, которые мне давала Баба-яга, а она тем временем еще врачевала мое тело. Не теми средствами, о которых мне рассказывали в институте, а теми, о которых когда-то узнала от моей прабабки.

Когда я наконец проснулась с ясной головой, в маленькое оконце рядом с моей кроватью светило солнце. Конечно, осеннее, но это было солнце! Бабы-яги в комнате не оказалось.

Я приняла сидячее положение и огляделась. Я находилась в комнате с русской печкой, в которой сильно пахло всевозможными травами. Они сушились в разных местах, вероятно, часть уже была разложена по мешочкам. Мебель была старой, деревянной – стол без скатерти, табуретки, шкаф, комод, полки. Телевизор отсутствовал. Компьютер, естественно, тоже. И холодильника не было, даже самого старого и гудящего!

Бабка, вероятно, спала за занавеской – не в данный момент, а вообще. Сейчас я была в доме одна. К моей кровати были приставлены костыли. Мне приходилось учить людей ходить на костылях, но, конечно, я не предполагала, что мне самой они когда-нибудь понадобятся. Хотя такого никогда нельзя исключать, в особенности женщине. В общем, теорию обращения с костылями я знала прекрасно. Как оно будет на практике? В особенности после нескольких дней лежания в постели? Но зато мне потом будет легче учить людей!

Я взяла костыли, встала. Да, нога еще не в порядке. Но хоть не перелом, и то хорошо. Похоже, я порвала связки. Я надела чистый, хотя и старый халат, который был для меня приготовлен, снова взялась за костыли и похромала к единственной двери. За ней стояло ведро для отправления естественных надобностей и висел рукомойник. Я воспользовалась и тем, и другим.

Потом я накинула тулупчик, висевший у двери, вышла на улицу и зажмурилась, глядя на осеннее солнце. Как хорошо-то! Как хорошо жить! И воздух тут какой чистый! Но как я еще слаба…

Я широко раскрыла глаза и осмотрелась. Бабкин домик стоял на самой окраине села. Прямо за ним начинался лес. Почему-то я подумала, что к бабке по ночам тайком могли ходить партизаны, скрывавшиеся в лесу. Хотя какие партизаны?! Сколько лет минуло после войны? А в войну ей было… Хотя кто знает, сколько ей было? И сколько было моей двоюродной прабабке, которая являлась ко мне во сне и спасла мне жизнь?

Мне было трудно сказать, живет кто-то в этом селе или деревне. Людей со своего места обзора я не заметила, как, впрочем, и животных. Не пели петухи (хотя вообще-то для петухов было уже поздновато, но я не слышала их ни в один из дней), не гавкали собаки (и их я тоже ни разу не слышала), не мычали коровы, а вот коза блеяла.

Но коза, по идее, была бабкина. Она же поила меня козьим молоком. И козу я вскоре на самом деле увидела. И черный кот мне показался, но быстро исчез, сверкнув оранжевыми глазами. Бабка к тому же держала кур, и петух был, но молчаливый! Да, яички я ела не магазинные…

Деревня вымерла? Сюда приезжают только на лето? Или остались жить всего несколько старух, которые сидят по своим домам?

Я не очень представляла, где нахожусь. Пока я училась в школе и жила с родителями, мне не доводилось путешествовать – если не считать поездки в две соседние деревни к родственникам. Представляете, как оглушил и ошеломил меня такой город, как Петербург, когда я приехала туда семнадцатилетней девчонкой? Но ведь не убил, не сломил, а принял. Говорят, Петербург принимает не всех. Но теперь я не хотела жить больше нигде, ни в одной точке земного шара. Хотя где я была-то, чтобы судить о целом земном шаре?

Работа! Ведь на работе обо мне ничего не знают! Я же уже должна была выйти в смену! Меня же отпустили на похороны матери, а я…

Мобильный телефон… наверное, исчез в огне. Он лежал в сумке. И я не была уверена, что он здесь работал бы. Спутникового телефона в этой деревне, конечно, ни у кого нет. Есть ли где-то здесь стационарный телефон? Сомнительно. Ближайшая почта? Вполне может оказаться в нескольких десятках километров.

И что известно про самолет, на котором я летела? Родственники должны были уже начать бить тревогу. Ведь там же были люди, которые прилетали на похороны моей матери, летчики, у которых есть семьи. Мои-то от меня звонка не ждали, но другие-то – от моих попутчиков?!

Наверное, я слишком много прошла для первого раза. У меня немного закружилась голова. Ведь я же лежала несколько дней. Слабость. Но сотрясения мозга нет, простуды нет. Уже хорошо. Нога заживет.

Но как мне сообщить на работу, где я?

Поняв, что мне хочется есть, я вернулась в дом. Где тут хранится еда? На чем бабка готовит? В печи? В углу мне удалось найти плитку, подключенную к газовому баллону. Я видела подобные на дачах у подруг. Но что готовить? В результате сделала яичницу и съела с огромным удовольствием.

Бабка появилась только к вечеру. К тому времени я уже поела еще один раз – и яиц в доме не осталось. Я вообще больше никакой еды не нашла. И хотелось нормально помыться, в особенности голову вымыть. Бабка меня обтирала, пока я лежала, но я в городе привыкла, по крайней мере, два раза в день принимать душ. Здесь душа я не видела, но во дворе стояла баня.

Я удивилась весу рюкзака, который притащила на себе маленькая сгорбленная старушка.

– Зачем вы таскаете такие тяжести?

– Затем, что надо, – кратко ответила бабка. – Разгружай.

Там были продукты, купленные явно в магазине и специально для меня. В последующие дни у меня сложилось впечатление, что баба Лида живет исключительно натуральным хозяйством, только хлеб покупает в автолавке раз в неделю, иногда – раз в две. До автолавки еще требовалось пройти километров восемь. Вообще ела она как птичка.