Смерть носит пурпур - Антон Чиж Страница 6

Присутственный день в сыскной полиции Петербурга близился к концу. Обгоняя стрелки часов, чиновники разошлись кто куда, но, разумеется, все отлучились исключительно по важным и срочным делам. Большинство столов пустовало. Только за одним, самым дальним, приткнувшимся в углу между стеной и окном, кто-то был. Случайному посетителю разглядеть чиновника было бы затруднительно. Газету он раскрыл так широко, словно отгородился ширмой. Однако посетителей не было вовсе. Наконец широкий лист был сложен пополам, довольно раздражительно и резко, затем еще раз, и вслед за тем газета отправилась прямиком в мусорную корзину.

– Да что же это такое… – сказал чиновник и легонько стукнул кулаком по столу.

Стол издал сочный звук, отвечая на скрытую силу пальцев. А чиновник тяжко вздохнул и уставился в окно. Там виднелись дома Офицерской улицы, залитые солнцем и радующиеся наступившему маю. Выражение лица чиновника было далеко не радостным, а напротив – тоскливо-мрачным. Словно погода доставила ему одни неприятности. И это было отчасти справедливо.

Тот, кто прослужил в сыскной полиции достаточно долго, выучил нехитрое правило: количество преступлений в столице магическим образом связано с погодой и сезоном. Когда на улице осень и дождь, снег и холод, народ так и тянет на злодейства. Стоит наступить майской погоде, как нравы сами собой смягчаются, преступления сходят на нет, и сыскной полиции остается только пребывать в блаженной лени. Об этом неписаном законе знали опытные чиновники сыска и ждали наступления мая, как праздника.

Опечаленный чиновник был еще молод и служил недолго, чтобы узнать эту служебную тайну, а потому страдал ужасно. Худшего испытания, чем безделье, для него нельзя было придумать. Сидеть на одном месте весь день, распивать чаи, болтать с сослуживцами, гонять первых мух или просто глядеть в окно, то есть все самое приятное в службе чиновника, было для него невыносимым мучением. Порой он не отказывал себе в удовольствии поваляться на диване с томиком Плутарха. Но чтоб вот так, за весь день не отправиться на раскрытие нового дела, а все старые успешно завершить – это было ужасно. Оставалась, конечно, рутина, то есть заполнение дел и составление отчетов. Но бумажную волокиту Ванзаров страшно не любил и под любым предлогом спихивал на письмоводителя. Раскрытие преступлений привлекало его не столько службой за жалованье, сколько напряженным поединком ума, логики и психологии, в чем преступник должен быть достойным соперником. Порой ему выпадал счастливый случай насладиться борьбой интеллектов. Большинство же дел было примитивно, убого и очевидно сразу. Ванзаров считал их чем-то вроде ежедневной зарядки, в которой полезно упражняться, чтобы мозги не потеряли спортивную форму. Победы над неумными ворами и убийцами большой радости не приносили, но позволяли коротать время в ожидании настоящего преступления. Но чтобы чиновнику сыска было на чем тренироваться, кто-то же должен нарушать закон! А тут весь день ни единого вызова. До чего докатились!

Надо заметить, ничем другим, кроме как сыском, Ванзаров по-настоящему заниматься не любил. Хобби и развлечениями не страдал, если не считать обильный обед развлечением, к театру был глубоко равнодушен, да и, по чести сказать, других дел, кроме службы, у него не водилось. Потому что ни одна женщина еще не сумела поймать его в семейную ловушку, хотя многие были не прочь закрутить роман со счастливым концом. В присутствии Ванзарова барышням стоило больших усилий выдержать его взгляд, в котором им мерещилась необъяснимая смесь безграничной доброты и отъявленного цинизма, что всегда вызывает интерес у барышень. Их привлекала скрытая сила и надежность, словно бы исходившая от этого молодого человека. Быть может, такое впечатление производили роскошные усы вороненого отлива или так ладно и крепко скроенная фигура, что любой женщине хотелось немедленно опереться на нее и свить семейное гнездо.

Но даже эта фигура сгибалась под тяжестью ничегонеделания. За весь бесполезный день Ванзаров настолько истомился, что готов был отправиться хоть на пропажу простыней с чердака доходного дома. Лишь бы не сидеть сиднем на одном месте. Еще немного, и придется тащиться домой, не разрешив за день не то чтобы великой тайны, но даже не разгрызя пустячной загадки. Ужасное и безнадежное положение.

Часы пробили пять. Присутственные часы окончательно истекли. Вот так просто встать и уйти было выше его сил. Ванзаров упрямо сидел на месте, изучая соседние дома. Терпение было вознаграждено. В приемное отделение вбежал мальчишка-посыльный и во все горло гаркнул: «Ванзаров кто тут будет?» – хотя столпотворения не наблюдалось.

Ванзаров подозвал не слишком сообразительного юнца, вручил гривенник, пожелав попутного ветра, и раскрыл присланную записку. Стремительным, но четким подчерком, хорошо знакомым ему, сообщалось: «Ванзаров, бросайте все и немедленно приезжайте. Не пожалеете. Жду непременно…»

Адрес был указан неблизкий: на Петроградской стороне, что случилось, не объяснялось, к чему готовиться, неизвестно. Но каким же облегчением стала эта записка! Даже в самый трудный день Ванзаров немедленно отозвался бы на этот клич. А уж в такой – буквально полетел на крыльях.