Белые мыши - Николас Блинкоу Страница 6

Луиза начинала в подростковых журналах вроде «Ровно семнадцать» или «19», появляясь почти в каждом номере. Большие, только что не выпученные голубые глаза ее выглядели на обложках, как оттисненные. Однако три года назад она перебралась в агентство Форда, а там сказали, что ей следует сменить стратегию. Нужно, чтобы редактор поработал над ней, привел ее в соответствие с общим стилем журналов агентства, кроме того, ей хорошо бы похудеть. Луиза надеялась в первые же полгода занять место Кейт Мосс, но что-то не заладилось. Как и вчера вечером, когда трансвестит в «Ля Квин» показал мне список приглашенных, я начинаю подозревать, что в агентстве Луиза не приживется. Что она попала в беду.

Сестра подходит ко мне. Мы обнимаемся. Луиза спрашивает:

— Что это было с тобой вчера?

— Да так, немного ушел в себя.

Мне не хочется рассказывать, как поступил со мной Стэн. И вообще о наркотиках говорить неохота. При всякой нашей встрече с Луизой я рано или поздно вижу, как она опускается на колени у столика с выпивкой и насыпает дорожку кокаина. Ей такие штуки нипочем, она способна выдержать и кое-что покруче. Не понимаю. Я рядом с ней кажусь просто-напросто слабаком.

— Вечером ты выглядел совершенным зомби, — говорит она. — Хотя, по-моему, ты и сейчас под кайфом.

Я киваю. Наверное, под кайфом — проснулся рядом с девушкой, в памяти одни обрывки. В голове вертится столько разрозненных воспоминаний, что, скорее всего, хотя бы часть их должна иметь отношение к реальности. Я всегда любил целоваться и вроде бы припоминаю сейчас вкус Бибиных губ, однако мне не удается привязать каждое наше объятие к определенному часу и даже дню. Задним числом можно сказать, что грибы, возможно, сослужили мне ночью хорошую службу. Может, я и прием Осано благополучно пережил только потому, что обратился в забившегося в угол, увлеченно играющего с собственными пальцами интроверта. Видимо, потому и Биби нашла во мне что-то интересное.

— Да, но что подумает о тебе Джоди Кидд? — произносит Луиза. — Ты даже не позавтракал с ней, урод.

— Это не Джоди Кидд, ее зовут Биби.

— А то я не знаю, — отвечает Луиза. — Болван!

Разумеется, знает. Просто дразнится, вот только тон ее так быстро меняется с трагического на грубый, что я не понимаю — то ли смириться с ним, то ли попытаться выяснить, что ее так расстроило. Луиза вечно твердит, будто я аутист, но что я могу поделать, если смена ее настроений приводит меня в оцепенение?

Так что я говорю:

— Я не завтракаю с Биби, потому что ты велела мне прийти сюда.

Это я пытаюсь свалить всю вину на Луизу, однако тут же и признаюсь, что, как только у нас в номере появился Осано, меня обуяло желание удрать.

— Он бушевал. Принял меня за тебя, потом Биби за мальчика и понес какую-то чушь насчет педерастов.

— Он принял тебя за педа?

— Принимал, пока я не наставил на него пистолет.

Луиза хохочет. Она же не знает, что это правда.

— У Осано бзик насчет гомиков, — говорит она. — Думает, он единственный нормальный дизайнер, а прочие гомики и только мозги публике пудрят. Шучу. Нет, Осано чем-то напуган, это точно.

Луиза перебирает на прикроватной тумбочке сигаретные пачки, отыскивая не пустую. Никакого желания подводить под предрассудки Осано теоретическую основу я не питаю, однако и сам временами задумываюсь, почему среди дизайнеров так много голубых. Как-то не похоже, что я в скором времени проснусь и обнаружу, что тоже поголубел. Вот я и гадаю, нет ли у них какого-нибудь преимущества перед натуралами. Ну, например, желания их не томят, и оттого они обретают способность видеть женщин совсем в ином свете. И вместо того чтобы затаскивать их на пьедестал или обращать в стриптизерш, помогают им подавать себя по-новому.

Луиза отыскивает в смятой пачке «Мальборо» сигарету, расправляет ее, чтобы закурить. Зажигалки у нее нет. Я замечаю на тарелке с суши картонную книжечку спичек, беру ее, подхожу к Луизе.

Она говорит:

— Да, напуган до усеру. И если Осано рухнет, что будет со мной?

Я отдираю спичку и, чиркнув, зажигаю. Поднося спичку к сигарете Луизы, спрашиваю:

— У тебя неприятности с агентством?

— Они со мной даже работать не начали, — произносит Луиза, затягиваясь. — Меня выставили, лапушка. Так и вижу скорое их уведомление: «Пока мы уделывали эту модель, ни одно животное не пострадало».

— О господи, Луиза! Представляю, что ты должна чувствовать.

— Ярость.

Она откладывает сигарету. Только-только закуренную. Возможно, раз уж она облачилась в пеньюар тридцатых годов, курение для нее сейчас не более чем киношный жест — быстрый глоток никотина, и сигарета нервно гасится. Это у нее здорово получается.

— Ты не мог бы побыть сегодня со мной?

— Конечно. Мне только нужно встретиться со Стэном, а потом мы бы подвалили к тебе.

— Нет. Ты нужен мне на весь день.

Ну, значит, придется остаться. Раз так, то так, и может быть, в течение дня мне удастся выяснить, что творится с Луизой. Но все-таки повидать Стэна необходимо. Я должен бы злиться на него за грибы, а вместо этого чувствую себя виноватым в том, что бросил его. Как он справится с Парижем, понятия не имею. По-французски он не говорит, а из-за дислексии даже в карте метро разобраться не сможет. И еще проблема — уже моя: у Стэна ключ от ячейки на Северном вокзале, в которой лежат наши сумки.

Говорю Луизе:

— Ладно, остаюсь.

Она возвращается в ванную. Я кричу ей вслед:

— Только мне нужно со Стэном поговорить!

— Фрэд оставил номер в блокноте под телефоном, — отвечает она из-за двери.

Придется попросить всех, чтобы не упоминали при мне имя Фрэда, во всяком случае, пока я не верну ему пистолет. Не знаю, что тому виной — его имя или каша у меня в голове, — но только я беру трубку и набираю номер Стэна.

Мобильник в моем кармане начинает звонить. Чувствуя себя полным идиотом, затыкаю его и кричу Луизе:

— Как узнать номер молодежной гостиницы?

Голос ее не перекрывает шума воды. Я слышу, как Луиза переключается с крана на душ, потом шлепки ее босых ног в ванной. Ладно, номер я могу получить и у дежурной отеля, надо только вниз позвонить. Поэтому я, вместо того чтобы расспрашивать Луизу о Стэне, кричу:

— Кто такой Фрэд?

Она что-то отвечает из-под душа.

Я просовываю голову в дверь:

— Что?

— Фрэд. Ты же его знаешь.

— Да не знаю я его. Потому и спрашиваю.

— Тогда откуда на тебе его пиджак?

Ах да. Пиджак, кстати, недурен. Довольно длинный, зауженный в талии, отчего стеганая подкладка кажется теплой, льнущей к телу. Книзу он расширяется, а меховая оторочка основательно увеличивает его вес. Душ наполняет ванную комнату паром, но я вхожу и закрываю дверь, чтобы рассмотреть себя в зеркале на обратной ее стороне. Мне не нужно глядеть на ярлык, чтобы сказать — пиджак этот от Дриса ван Нотена.