Прогулки с Хальсом - Карина Тихонова Страница 6

Она умолкла и опустила голову.

Публика заговорила в полный голос: горб на спине — неопровержимое доказательство принадлежности к темным силам! Все ведьмы горбаты! Надо же, до чего доходит бесстыдство этой колдуньи, она говорит о своем уродстве, не дожидаясь вопросов судьи!

Председатель снова с силой ударил молоточком в гонг, дождался наступления тишины.

— Ты хитра, женщина. Я хотел спросить о… твоем горбе, но ты меня опередила. Значит, твой ненормально малый вес и горб — следствие падения с крыльца?

Видимо, женщина сумела взять себя в руки, потому что ее голос зазвучал с прежней твердостью:

— Это так, ваше преподобие. Еще жива повитуха, принимавшая роды у моей матери. Она может подтвердить, что я родилась без всяких уродств и была крещена на шестой день после рождения, как и полагается доброй христианке.

— Вот за эти шесть дней дьявол до тебя и добрался! — крикнул кто-то из зрителей.

Плечи женщины вздрогнули, но она не обернулась, а председатель суда на этот раз отчего-то не ударил молоточком в гонг.

— Хорошо, предположим, что все так. Тогда как ты объяснишь эту запись? — Председатель порылся в кипе документов, достал нужный лист и громко прочитал, чеканя каждое слово: — «Целебное средство производится из смертного пота, собранного со лба повешенного или умершего в жестоких мучениях, смешанного с двумя унциями человеческой крови, несколькими каплями топленого свиного сала, льняного масла и пряными добавками…» — Председатель выдержал эффектную паузу, обвел зал торжествующим взглядом и, подняв указательный палец, возвестил: — Эта бумага была найдена в доме обвиняемой! Я говорю правду, Неельте Аринсен, или ты снова заявишь, что это ложь?

Женщина обхватила себя руками за плечи. Она сильно дрожала.

— Отвечай!

Голос председателя прокатился по залу многократным эхом. Обвиняемая еще крепче обхватила себя руками и прошептала:

— Это так, ваше преподобие, бумага моя.

— Ага! — Председатель суда торжествовал. — Наконецто мы добрались до правды! Ответь мне, женщина, для чего тебе понадобилось это средство?

— Я хотела избавиться от своего уродства, — прошелестела обвиняемая.

— Не слышу!

Обвиняемая подняла голову и отчаянно выкрикнула:

— Я хотела избавиться от своего уродства! Поймите, я ведь женщина! Мне тяжело быть… не такой, как остальные люди!

Председатель откинулся на спинку кресла. Его лицо искажала гримаса отвращения.

— Ты лжешь! С помощью этого колдовского зелья ты отравила скотину в своей деревне!

— Но моя скотина подохла так же, как и соседская! — возразила женщина.

— Это ловкий трюк, чтобы соседи не догадались, кто навел порчу на их скот! — сказал прокурор, первый раз вмешиваясь в ход судебного процесса.

Председатель суда поблагодарил его красноречивым взглядом.

Повисло тяжелое молчание. Женщина дрожала все сильней, обхватив себя обеими руками. Ее горб притягивал и завораживал взгляды зрителей.

Председатель суда шепотом посовещался с членами совета и громко объявил:

— Неельте Аринсен, мы предлагаем тебе пройти последнее испытание. Как известно, ведьмы и колдуны не могут утонуть. Мы опустим тебя в чан с освященной водой, и если ты останешься на поверхности… — Председатель суда не договорил, да этого и не требовалось. — Ты согласна?

— Да, ваше преподобие, — ответила женщина, не раздумывая.

Зрители изумленно переглянулись. Что за чудеса? Ведьма не боится освященной воды? Да она от одной мысли о ней должна забиться в корчах!

— Принесите все необходимое, — распорядился прокурор.

Секретарь суда вскочил со своего места и выбежал из зала. Через несколько минут в дверь вкатили громадную чашу. Служители установили ее в центре зала и начали наполнять водой. Священник приблизился к Неельте, выставив вперед распятие, словно оружие. Под этим прикрытием двое мужчин уложили обвиняемую на пол, связали большие пальцы ее рук с большими пальцами ног. Женщина скорчилась в странной и неудобной позе. Служители наполнили чан освященной водой и столпились в дверях, жадно ожидая, что будет дальше. Священник прочел короткую молитву, Неельте подняли с пола и понесли к чану.

Члены суда приподнялись со своих мест, а вслед за ними начали вставать со скамей зрители. Раздался всплеск, разлетелись в разные стороны брызги, и по залу прокатился единодушный вздох: женщина не ушла под воду, а осталась на поверхности!

— Она же очень худая, — вдруг нарушил тишину Франс.

Виллем поспешно толкнул друга в спину.

Впрочем, это замечание осталось незамеченным. Зрители и члены суда, как завороженные, не могли отвести глаз от чана. Бесконечно долго длилось тягостное молчание. Наконец председатель подал знак. Двое служителей под прикрытием распятия вытащили обвиняемую из воды.

— Не развязывайте ей руки! — крикнул испуганный женский голос.

Председатель успокоил всех красноречивым жестом: вытащил из-под плаща распятие и выставил его перед собой. Зрители лихорадочно схватились за цепочки на шее, и через минуту зал ощетинился многочисленными распятиями.

— Неельте Аринсен, хочешь ли ты что-нибудь сказать напоследок? — торжественно спросил председатель. Его рука с распятием заметно дрожала.

Несчастная подняла лицо, по которому стекали то ли капли воды, то ли слезы, и обвела зрителей отчаянным умоляющим взглядом. Ответом была гробовая тишина и выставленный частокол распятий. Она опустила глаза и едва заметно качнула головой.

— Уведите ее, — распорядился председатель.

Священники, лица которых были прикрыты капюшонами, вывели обвиняемую из зала, и зрители вздохнули с облегчением. Распятия снова спрятались под рубахи.

— Заседание окончено, — объявил председатель. — Приговор будет оглашен публично ровно через неделю. Идите, и да хранит вас Бог!

Виллем подхватил под руку оцепеневшего Франса и буквально выволок его на улицу. Лицо Франса было бледным, нижняя губа прикушена почти до крови. Дирк осмелился спросить:

— Что с ней сделают?

Виллем промолчал, а Франс глухо ответил:

— Сожгут на костре.

— Только за то, что она не утонула? — спросил Дирк и тут же умолк, увидев, как лицо брата исказила мучительная гримаса.

— Я же говорил, не стоит сюда заходить, — пробормотал Виллем, но Франс его не услышал.

— Я хорошо помню, как родители бежали из Антверпена, — сказал он. — Дирку повезло, он родился здесь, в Харлеме. Он не видел, как ночью в Антверпене жгли на кострах… живых людей. Но это делали испанцы, испанцы, будь они прокляты! Почему же здесь…

Франс не договорил и отвернулся. Виллем покачал головой.