Спят усталые игрушки - Дарья Донцова Страница 6

Железные ворота оказались открыты, никакого секьюрити что-тоне видно. Писатели не боялись нападений. То ли красть у бедняг нечего, то лидумают, что всенародная известность убережет их от грабителей.

Длинная дорожка, окаймленная с двух сторон начинающимиподтаивать сугробами, вывела прямо к двухэтажному зданию с белыми колоннами.Дом походил на барскую усадьбу девятнадцатого века, построенную в стилеклассицизма – центральная часть и два одинаковых крыла. Но на фронтоневиднелись выполненная из гипса открытая книга и выбитые цифры – 1955. Входныедвери поражали великолепием – огромные, дубовые, с тяжелыми, почти метровымибронзовыми ручками.

Я еле-еле открыла створку и втиснулась в огромный холл.Тишина. Справа – гардероб, слева – огромный буфет, забитый посудой, и стойкапортье. Впереди несколько диванов, мягких кресел, напольные часы, полы устланыслегка потрепанными красными дорожками. Так и хочется поставить в конце этойкрасоты трибуну с графином. Чуть поодаль поднималась вверх лестница из белого мраморас широченными перилами.

В гробовой тишине раздались странные хрипящие звуки, потомсловно зазвякали старые сковородки и послышался кашель. Невольно вздрогнув, яобернулась и облегченно вздохнула – старинные часы, идеально воспроизводябронхиальный спазм, пытались пробить обеденное время. За спиной послышалосьвежливое пофыркивание, я вновь обернулась. Из коридора неспешным шагомвыплывала большая лохматая собака. Крупная голова с висячими ушами и густаячерная шерсть наводили на мысль о родственниках, принадлежащих к породе черныхтерьеров. Тонкие длинные ноги намекали о присутствии в роду доберманов. Навсякий случай я заискивающе зачастила:

– Хорошая собачка, умная собачка…

– Она не умеет кусаться, – донеслось откуда-то с потолка, ия опять подскочила от неожиданности. Звуки возникали в этом санатории как изнебытия.

По мраморной лестнице спускалась женщина. Красивый деловойкостюм, аккуратная, волосок к волоску, прическа, скромный макияж и запах слегкастаромодных, но все равно приятных «Клима».

– Что же вы к завтраку опоздали! – любезно улыбаясь, укорилаона меня. – Хотите комнату на втором этаже?

– Нет, нет, – поторопилась я разубедить служащую, – у меняне путевка…

– Тогда простите, – слегка посуровела дама, – на нашейтерритории разрешается гулять только членам Литературного фонда, их близким идрузьям.

– Видите ли, я живу рядом в коттеджном поселке…

Услыхав про Ложкино, дама вновь расцвела и стала еще болеелюбезной, чем вначале.

– Бар работает с пяти.

– Нет, нет, – снова возразила я, – дело в том, что я стоялав магазине, бросила перчатки и сумку на столик, а когда взяла их, оказалось,что не мои. Продавщица говорит, другая покупательница спутала и прихватилавместо своих. И как будто ваша постоялица. Такая черноволосая, черноглазая, леттридцати…

– Наверное, Нина Вагановна Сундукян, – сообщила дежурная. –Она комнатку в даче занимает.

– Где? – не поняла я.

– Завернете за корпус и по дорожке до забора, – поясниладама, – там домик увидите, деревянный. Странно, конечно…

– Что?

– У нас там зимой, как правило, не живут. Да и летом струдом соглашаются, только когда в основном корпусе народу полно. В дачеудобств нету, туалет в коридоре… Когда Сундукян приехала, я ей предложилапоселиться здесь на втором этаже. Чудесная комната, с балконом и альковом… Аона: «Нет, хочу туда, где людей поменьше». Я ей объясняю – зима, не сезон, вкорпусе от силы десять человек живет. Нет, уперлась, и все – хочу жить визоляции. Мне-то что, бегай в душ по морозу, ежели капризничаешь. Только другиеписатели такой хай поднимают, когда их в эту сараюшку селишь, а эта саманапросилась.

– Часто она приезжает?

– В первый раз, – сказала администратор, – и, надеюсь, впоследний.

– Отчего так?

Скучающая дежурная вытащила пачку сигарет. Она откровеннорадовалась возможности посплетничать с посторонним человеком.

– Люди к нам прибывают воспитанные, в основном пожилые.Молодым скучно, – откровенничала дама, – ни бассейна, ни дискотеки, ни концертов.Да и кормят, честно говоря, не ахти, невкусно. Только члены Союза писателей иих родственники едут сюда за полцены, скидкой пользуются. Вот и сплавляют к намдедушек да бабушек. А что им тут делать? Только одно название, Дом творчества.Тут давно никто не творит. Гуляют, болтают. Основное развлечение: завтрак, обеди ужин. Тогда уж все в сборе, напомаженные, в ожерельях. По часу за столамипросиживают, все воспоминаниями делятся. Да и понятно, иначе от скуки помрешь.А Нина Вагановна всегда приходила последней. К завтраку и обеду вообще непоказывалась, ужин поспешно проглотит – и в дачку. Целыми днями взапертисидела. Я ее один раз вежливо так спросила: «Не скучно вам одной? Могупереселить в корпус». А она как рявкнет: «Что вы ко мне лезете? Деньги за отдыхзаплатила и хочу провести время спокойно, отвяжитесь!»

На редкость неприятная особа. Так что не удивляйтесь, есливам перчаточки в лицо швырнет.

Дача и впрямь стояла особняком. Низенькое деревянное зданиес облупившейся краской. Внутри опять красные дорожки и несколько дверей,выходящих в коридор. Все, кроме самой последней, заперты.

Номер удивлял убожеством. Старая кровать с поцарапаннымидеревянными спинками, кресло, обивка которого знавала лучшие времена,солдатская тумбочка и узенький, почти совершенно лысый коврик. У окошкапристроился двухтумбовый письменный стол. Когда-то полированную столешницупокрывали круглые белые пятна. Очевидно, постояльцы ставили на стол горячиечашки с чаем. Паркет явно требовал циклевки, и занавески больше всего походилина старые тряпки… В моем представлении литераторы должны жить уютно икомфортабельно. Крохотный холодильник «Морозко» и допотопный черно-белый«Рубин» довершали картину.

Я подошла к узенькой дверке стенного шкафа и заглянулавнутрь – ничего, только вешалки. На аккуратно застеленной кровати не лежитночная рубашка, на тумбочке нет книг или лекарств и вообще никаких предметов.Лишь на подоконнике сиротливо валяется пластмассовая расческа. Между зубьямизастряло несколько длинных волнистых черных волосков. Похоже, погибшая женщинаи впрямь Сундукян. Только где же ее багаж?