За гранью - Кнут Фалдбаккен Страница 6

Арне Ватне не замечал дороги. Все, что он ощущал, — это крик, который готов был вырваться из его груди. И когда он не мог его там больше удерживать, он начинал барабанить по рулю или орать на других водителей: один тащился, как черепаха, другой обошел его и пристроился впереди, разбрызгивая назад грязь. Сам себя накручивал. В такие дни, как этот, он с трудом сдерживал себя, чтоб не въехать в бампер тому, кто тормозил движение. Или хорошенько поцарапать машину, занявшую полтора парковочных места на стоянке у супермаркета. Он яростно мигал фарами тем, кто не отключал дальний свет: «Свинья! Черт тебя!..» Лучше уж реветь и ругаться, чем ныть и плакать.

Но вскоре ему пришлось схватиться за руль, так как его машину начало заносить. Его старенький «хиас» не был приспособлен к скользкому асфальту.

Он свернул направо на узкое шоссе 24. Все еще шел снег, и здесь он даже не таял. Арне видел перед собой темные полоски автомобильных следов, предательски скрывающие кочки и ямы. Он проклинал себя за то, что не поставил зимнюю резину. Проклинал грязные стеклоочистители, которые не справлялись с огромными мокрыми хлопьями снега. Проклинал грузовик, который, проезжая по встречной, вынудил его съехать на обочину. Там он и остановился. Он нервно наблюдал за движением на шоссе, пытаясь разглядеть, буксуют ли колеса проезжающих машин, заносит ли их, есть ли на дороге лед. На гряде холмов впереди наверняка холоднее, и дорога там, наверное, скользкая. Но сегодня пятница, и наверняка никто не удосужился посыпать дорогу. Он проклинал все и вся, особенно людей, которые не думают. Тех, кто не проклинает самих себя за собственную глупость. Кто не признает свою неправоту.

На лобовом стекле начала образовываться корочка льда — тонкий слой, затуманивающий видимость, который утолщался с каждым взмахом щеток-дворников. Антифриз практически не работал. Чертовы дворники никуда не годились. Вся эта чертова колымага никуда не годилась. Он съехал на обочину и пошел очищать стекло. Безумие — ездить в полутьме с обмерзшим стеклом. Он чистил и ругался, сжимая скребок заледеневающими пальцами. Поскользнулся и упал на колено, чувствуя, как промокает одежда. Выругался и всхлипнул. Сам виноват. Сам, черт побери, виноват во всем. Какой же он идиот! Какой же он идиот и неудачник, что позволил этой русской дряни себя обмануть! Чертова русская шлюха! Он поднялся, сел в машину и завел мотор. Арне чувствовал себя изможденным, но злость не ослабевала. В некоторые моменты злость была единственным, что давало ему силы двигаться дальше, — холодная, пульсирующая злость. Он понимал, что сейчас она нужна ему, чтобы продолжить путь. Чтобы продолжать жить… Как будто здесь можно было говорить о жизни, в этой местности, покрытой черным лесом и серыми пашнями, где темные очертания домов сливались с темным небом и тучами, наполненными тяжелым мокрым снегом.

Арне чувствовал себя подавленным. Он дрожал и трясся от холода. Мокрые штаны прилипли к ногам. В машине температура не повышалась. Если так и сидеть, то он заболеет и не сможет выйти на работу. Уже через две недели — открытие магазина, и ничего не будет готово, если он не сможет работать сверхурочно. И тогда «Цифровая мечта» останется с пустыми каркасами для стеллажей. Что скажет на это Дидриксен? Дидриксен, который доверяет ему. Дидриксен, который относится к нему, как к другу, хоть и является его работодателем. Дидриксен, который хвалит его работу, помогает ему советом и делом. Его бы не облапошила какая-то русская шлюшка. Он бы просто сел в свой «мерседес» и поехал бы на другой праздник. Вот таков Дидриксен.

Из зеленого пакета он достал бутылку «Абсолюта». Несколько маленьких глотков обожгли горло и согрели внутренности. Еще пара глотков дала небольшое облегчение, и события в кемпинге начали обретать иные тона. Он увидел все как будто со стороны, действие разворачивалось между людьми, которых он едва узнавал. В последнее время Арне старался не пить за рулем. Ему это почти ничего не стоило, он в принципе мало пил, хотя, когда от него ушла Герда, он частенько садился за руль выпивши. Но это в прошлом. Теперь он выпивал, как правило, пару бутылок пива вечером перед телевизором во время футбола или какого-нибудь фильма. Но сейчас ему было нужно снять напряжение. Еще один глоток приглушил боль. Как снаружи, так и внутри. Стало легче воспринимать двоих людей на узкой кровати в вагончике для кемпинга, словно в видеофильме, любительском порнофильме с участием худенькой, готовой на все девочки, которая говорила: «I teach you, darling…» И дикого быка, который имел ее сверху и снизу, боком и сзади, да, он тоже ее кое-чему научил, это точно!

Еще два быстрых глотка, и он закрутил пробку на место. Достаточно. Его не прельщала перспектива оказаться в пятницу вечером в кювете где-то в лесу. Арне завел машину и выехал на дорогу уже совсем в ином настроении, чувствуя отчуждение от всех и вся. И более всего от себя самого. Он не думал о дорожном патруле, он никогда не слышал и не видел его на этом шоссе. Но даже если его и остановят, что дальше? Пара недель в тюрьме Ильсенг — не самое плохое в жизни времяпрепровождение. Там он мог бы, например, мастерить скамейки. Он же плотник, он бы точно нашел себе занятие и принес пользу. Он никогда не рассматривал нахождение в норвежской тюрьме как что-то страшное. Лишение «свободы». Какой свободы? Когда он оглянулся на прожитую жизнь, на все обязанности и требования, монотонность и рутину, он подумал, что с тем же успехом мог бы посидеть и в тюрьме. Вот так ему виделась «свобода».

Огромную встречную машину занесло на повороте, и она двумя колесами заехала в его колею, так что ему пришлось резко выкрутить руль. Но он уже не кричал и не ругал водителя. Не сейчас. Он был по другую сторону действительности, он просто наблюдал. Холодное безразличие окутало все его чувства, которые теперь уже лишь тлели. Он был уверен, что настанет еще час расплаты. Когда-нибудь справедливость восторжествует!