Высокая вода - Донна Леон Страница 6

За спиной открылась дверь, но Флавия не повернула головы, чтобы посмотреть, кто это. Очередная медсестра. Вряд ли врач: они тут были нарасхват. Через несколько секунд она услышала мужской голос:

— Синьора Петрелли?

Она обернулась, не понимая, кто бы это мог быть и как он ее здесь нашел. В дверном проеме стоял мужчина, довольно высокий, крепкого сложения. Он ей был смутно знаком, но откуда, она не помнила. Один из врачей отделения? Или, хуже, репортер? Он стоял у двери, видимо, ожидая позволения войти в палату и приблизиться к Бретт.

— Доброе утро, синьора, — сказал он, не отходя от двери. — Я Гвидо Брунетти. Мы встречались несколько лет назад.

Это был тот полицейский, который расследовал дело Веллауэра в «Ла Фениче». Он был довольно интеллигентный, припомнила она, а Бретт, по причинам, кои Флавии были непонятны, находила его «симпатичным».

— Доброе утро, Dottore Брунетти, — официально ответила Флавия тихим голосом.

Она встала, глянула на Бретт, чтобы убедиться, что та еще спит, и подошла к нему. Она протянула руку, он взял ее и слегка встряхнул.

— Вас что, сюда прислали? — спросила она. Еще не договорив, она поняла, как агрессивен ее вопрос, и пожалела об этом.

Он ответил на вопрос, не обращая внимания на ее тон:

— Нет, синьора, я увидел имя Dottoressa Линч в отчете о происшествии, поэтому я пришел узнать, как она.

Прежде чем Флавия успела обвинить его в медлительности, он объяснил:

— Дело отдали другому; я не видел отчета до сегодняшнего утра.

Он посмотрел в сторону спящей, позволив себе вопросительный взгляд.

— Лучше, — сказала Флавия.

Она отступила и жестом пригласила его подойти ближе к кровати.

Брунетти пересек комнату и остановился около стула Флавии. Он поставил свой портфель на пол, положил обе руки на спинку стула и поглядел на лицо избитой женщины. Наконец он спросил:

— Что произошло?

Он читал отчет и расшифровки показаний Флавии, но хотел услышать ее собственную версию.

Флавия подавила желание сообщить ему, что это именно то, что, как предполагается, он должен выяснить. Вместо этого она объяснила вполголоса:

— В воскресенье в квартиру пришли двое. Они сказали, что они из музея и у них какие-то бумаги для Бретт. Она пошла открывать. Она долго пробыла с ними в холле, и я пошла посмотреть, что ее так задержало, и нашла ее на полу.

Она говорила, а он кивал: все это было в показаниях, которые она дала двум разным полицейским.

— Когда я вышла из кухни, у меня в руке был нож. Я резала овощи и просто забыла, что держу его. А когда увидела, что они делают, я не раздумывала. Я одного порезала. Очень сильно, по руке. Они выбежали из квартиры.

— Грабеж? — спросил он.

Она пожала плечами.

— Возможно. Но зачем им было нужно это? — спросила она, поведя рукой в сторону Бретт.

Брунетти снова кивнул и пробормотал:

— Верно, верно.

Он отступил от кровати и спросил:

— Много ли ценностей в квартире?

— Да, я думаю. Ковры, картины, керамика.

— Значит, это могла быть попытка ограбления? — спросил он, и Флавия подумала, что ему хочется так считать.

— Они сказали, что пришли от директора музея. Откуда они знали, что так надо сказать? — спросила она.

Ей не верилось, что это были простые грабители, особенно когда она глядела на лицо Бретт. Если этот полицейский не понимает, что ограбления происходят иначе, то он ничего не понимает.

— Насколько тяжело она ранена? — спросил он, не отвечая на ее вопрос. — У меня не было времени поговорить с врачами.

— Сломаны ребра и треснула челюстная кость, но признаков сотрясения нет.

— Вы с ней разговаривали?

— Да.

Ее вызывающий тон напомнил ему, что в последнюю их встречу между ними не возникло большой симпатии.

— Я сожалею, что так получилось, — сказал он чисто по-человечески, а не как официальное лицо.

Флавия кивнула с признательностью, но промолчала.

— Она полностью восстановится? — вопрос, заданный в такой форме, подразумевал, что Флавия как никто другой знает свою подругу, что она способна ощущать биение ее духовного пульса и понимать, насколько разрушительной могла оказаться для Бретт подобная переделка.

Флавия испытала смутившее ее саму побуждение поблагодарить его за вопрос и, соответственно, за понимание ее места в жизни Бретт.

— Да, она восстановится. — И потом, переходя к делу: — А что полиция? Вы что-нибудь нашли?

— Нет, боюсь, что нет, — сказал Брунетти. — Описание двух человек, которое вы дали, не подходят никому из известных нам преступников. Мы проверили больницы здесь и в Местре, но с ножевой раной никто не обращался. Мы проверяем конверт на отпечатки пальцев.

Он не стал рассказывать ей, что кровь, залившая одну сторону конверта, очень осложняет задачу, что конверт оказался пустым.

У него за спиной Бретт пошевелилась в постели, вздохнула и затихла.

— Синьора Петрелли… — начал он и замолчал, ища нужные слова, — я бы хотел посидеть с ней немного, если вы не возражаете.

Флавия вдруг осознала, что ей почему-то приятно его спокойное отношение к тому, кем они с Бретт были друг для друга, а потом вдруг с удивлением поняла, что не знает точно, кем. Она притащила из-за двери еще один стул и поставила его рядом с тем, на котором сидела сама.

— Grazie, [9]— сказал он, сел, откинулся на спинку и скрестил руки.

У нее создалось впечатление, что при необходимости он может просидеть тут целый день.

Он больше не делал попыток заговорить с ней, тихо сидел и ждал, что будет дальше. Она заняла свое место на стуле рядом с ним, удивляясь, что ей вовсе не нужно с ним болтать или соблюдать правила приличия. Она сидела. Прошло десять минут. Ее голова склонилась набок, и Флавию унесло в сон, потом ее голова упала на грудь, и она резко очнулась. Она посмотрела на часы. Одиннадцать тридцать. Он здесь уже час.

— Она просыпалась? — спросила Флавия.

— Да, но лишь на несколько минут. Она ничего не говорила.

— Она вас видела?

— Да.

— Она знает, кто вы?

— Думаю, что да.

— Хорошо.