Алые паруса бабушки Ассоль - Нина Васина Страница 6

Мы направились в «комнату мальчиков», с трудом преодолев небольшой затор в гостиной: я совсем запутался, кто кого должен пропустить в дверь первым: инвалид в коляске – здорового, хозяин дома – жильца, мальчик – взрослого, а пока я все это обдумывал, моя оскорбленная намеком на свою неряшливость матушка на полном ходу рванула между нами.

Ну, скажу я вам, он меня поразил!

Во-первых, устроившись удобно в кресле, папаша Кортика сразу же предложил мне сделку. Информацию о браунинге № 1347 в обмен на информацию об уголовном деле № 9645, возбужденном НКВД в 1945 году. Видно, сильно я его достал, тем что вместо восторженных благодарностей все требовал и требовал от него этот самый браунинг. Почувствовав сильного соперника, я как можно безразличнее поинтересовался, на кой черт мне сдалось какое-то там уголовное дело?

Он встал:

– Как хочешь.

Тогда я решил открыть одну карту.

– Из этого браунинга застрелился известный человек.

Папаша Кортика сел.

– Твой родственник? – спросил он.

– Больше, чем родственник.

– Кто может значить больше, чем родственник? – удивился папаша.

– Любимый поэт, – ответил я скромно.

– Ага… – Он задумался, внимательно, будто в первый раз, осматривая меня с пристрастием пораженного человека. – Дай-ка угадаю… Уж не Маяковский ли?

Я растекся от унижения. Какой-то там адвокат, видя меня пятый раз в жизни, с ходу все угадал.

– Да ты не комплексуй, – стал он меня успокаивать, – я просто прикинул, кто из поэтов стрелялся, и наобум предложил Маяковского, потому что сам его почитываю…

– У него не было браунинга, – перебил я.

– Понятно…

– Ничего вам не понятно. У него был пистолет, зарегистрированный, а браунинга этого никогда до дня смерти не было.

– И ты хочешь выяснить, кому принадлежал браунинг?

После такого вопроса я слегка воспрял духом. Конечно, он попал в точку с именем поэта, но пришел-то сюда, чтобы узнать, зачем мне этот чертов браунинг!

– Выяснять нечего. Все и так ясно. Он принадлежал чекистам, которые за ним следили.

– Тогда зачем?..

– Я хочу поиметь этот браунинг на некоторое время. Чтобы застрелиться из него, когда умрет матушка.

– Чудненько, – заметил на это папаша, не раздумывая ни секунды над моим ответом. – Чудненько. Хорошо, что ты не фанатеешь от Есенина. Это я к тому, что пришлось бы веревку искать, на которой он повесился, или его тоже?.. – не суть. А вот, к примеру, столь любимый мною писатель Бабель был расстрелян. Из-за женщины, кстати. Сталин приревновал жену Ежова к Бабелю и расстрелял его. Найти в таком случае то оружие, сам понимаешь…

– Расстрелял… – я решил уточнить, – из-за чужой жены?

– Ну да. Он ее хотел.

Лаконично, ничего не скажешь. Даже странно для адвоката. Мы помолчали, потом я вспомнил, что в самом начале папаша Кортика предлагал мне сделку.

– Да, конечно. Сделка…

Он задумался, потом вдруг спросил, знаю ли я, как зовут бабушку Икара Кортнева. Так и назвал своего сына – по имени и фамилии.

– Кортик называет ее Соль, – осторожно заметил я.

– Вроде того, – вздохнув, кивнул адвокат. Огляделся и широким жестом руки предложил мне тоже поучаствовать в осмотре. – Она мне теща. Это все принадлежит ей. Это ее дом.

Я пожал плечами. Мне нравился Надом, но обсуждать наследственные дела я не собирался – хватит с меня страданий дядюшки Мони. В тот год он трижды отвозил нас с матушкой к нотариусу, опять изменяя свое завещание. Дядя Моня предпочитал, чтобы при его подписании присутствовали все, кто имеет хоть какие-то надежды на его имущество после смерти.

– О чем ты думаешь? – спросил папаша Кортика.

– О дядюшке Моне. Я вдруг подумал, что никакой он мне не дядюшка. Он дядя моей матери. Дядя моей матери мне кто?

– Не отвлекайся, – строго потребовал адвокат. – Ты знаешь, что в этом доме был потайной сейф?

Я встрепенулся:

– Был?..

– Если ты заметил, я проводил небольшой ремонт в подвале – устанавливал лифт – и ликвидировал сейф, – поспешил удовлетворить мое любопытство адвокат.

– А бабушка Соль? – удивился я.

– Ничего не знает. Теперь в бильярдной есть в стене ниша с подсветкой и декоративной композицией в японском стиле.

– А если она приедет сюда и не найдет сейф?

– Пока Икар здесь живет, бабушка под нотой номер пять не сунется в этот дом. Очень уж беспокоится о своем здоровье. Представь, ее мать умерла от астмы. – Он многозначительно посмотрел на меня, для чего даже подался вперед в кресле, потом откинулся на спинку и великодушно предложил: – Анализируй!

Мой мозг начал лихорадочно искать решение предложенной задачи. В такие напряженные моменты под моими полуопущенными веками глазные яблоки вращаются в разные стороны – Кортик как-то раз снял это на камеру и потом показал мои особенности мыслительного процесса. Зрелище ужасающее, поэтому, когда я широко открыл глаза и сфокусировал зрачки, адвокат с облегчением вздохнул.

– У Кортика наследственная болезнь? – предложил я свою версию решения загадки. – Его прабабка по материнской линии задыхалась в присутствии своей собственной дочери Соль?

– Браво, – скупо, но уважительно бросил адвокат. – Ее потом воспитывала тетка. Не родная, а жена умершего брата матери. Она от племянницы не чихала.

– А в сейфе бабушка Соль хранила секретный рецепт от аллергии?

– Нет. Она хранила там вот это. – Адвокат привстал и протянул мне конверт.

В запале решения загадки я не заметил, откуда он его достал.

Конверт надорван, достаю бумаженцию не первой свежести, и что я там вижу?

«На ваш запрос от… сообщаем, что такого-то числа 1997 года проходящая по уголовному делу № 9645, заведенного такого-то числа 1945 года первым отделом Симферопольского НКВД, гражданка Нина Гринович полностью реабилитирована в связи с отсутствием состава преступления».

Я три раза прочел, но не врубился.

– И что? – спрашиваю уже в лоб, затаившегося адвоката.

– Насчет сделки. Я расспрошу по своим каналам о браунинге, а ты попробуй выяснить, кто такая эта самая Нина Гринович и почему справку о ее реабилитации бабушка Соль хранила в потайном сейфе.

Уделал, что называется, «по полной». Я в долгу не остался. Спрашиваю заискивающе:

– Вы обиделись за то, что я не вышиваю крестиком и не выпиливаю лобзиком? Решили занять скучающего инвалида важным делом, да?

– Нисколько не обиделся, – отвечает адвокат, а сам встает и вроде собирается уходить.