Шпион в костюме Евы - Ольга Хмельницкая Страница 6

– А что – спросил капитан, – нельзя вывести его на чистую воду, просто задав пару вопросов по специальности? Он сразу поплывет, и станет ясно, что в атомной физике он ни бельмеса. А это будет свидетельствовать о том, что он – не тот, за кого себя выдает, и его пребывание на кафедре может быть связано с поиском информации о…

Рязанцев глубоко вздохнул и закурил еще одну сигарету.

– Не пойдет, – сказал он, – Чен Ли Минь только-только поступил в аспирантуру и может делать вид, что он просто недостаточно хорошо знает язык, чтобы отвечать на вопросы. К тому же, даже если он и не ответит, это ничего не доказывает. К слову, наш агент сообщил, что профессор Селедкин считает своего корейского, как он верит, аспиранта чрезвычайно талантливым. Проблема только в том, что «чрезвычайно талантливыми» Иван Иванович называет почти всех.

– Кроме себя, – уточнил Григорий.

– Да, как истинный ученый, он очень скромен. По отзывам коллег, Селедкин – человек не от мира сего, он очень порядочен, принципиален, но при этом открыт и доверчив, как ребенок. Вот вы говорите «спросите его», а я даже и не знаю, как к нему подступиться с таким вопросом. Агент уже пытался, но без малейшего успеха.

Капитан Сергеев и полковник Рязанцев некоторое время помолчали, обдумывая сложившуюся ситуацию.

– В общем, нам надо, чтобы Ли Минь себя выдал, – подытожил Владимир Евгеньевич, – стопроцентно, без возможности различной интерпретации событий и без шансов выкрутиться. Как это организовать, я пока не знаю.

К сожалению, Григорий Сергеев тоже этого не знал.

Модный режиссер Селедкин, сын заведующего кафедрой ядерной физики и бывший муж Люды Чайниковой, читал сценарий фильма ужасов, который ему принес ненасытный шантажист, и все глубже погружался в депрессию.

– Подумать только, дело происходит на птицефабрике, – сказал он вслух, перелистывая страницу за страницей, – в главных героях – колхозный бухгалтер и пожарный! Бухгалтер, впрочем, женского пола, и это уже хорошо. Впрочем, что я говорю! Это как раз плохо! – вскричал режиссер, сообразив, что на роль прекрасного счетовода начинающий сценарист явно прочит свою маму, уже однажды сыгравшую роль юной дочери владельца ранчо в фильме «Колорадская принцесса».

Тут Селедкин вжал голову в плечи, потому что ему стало невыносимо стыдно. Он вспомнил недоуменные взгляды, которые бросали на него коллеги по режиссерскому цеху во время премьеры, как они спрашивали, сколько лет главной героине и почему герой-любовник в исполнении светловолосого юноши, недавно отслужившего в армии, на тридцать лет моложе свой пассии и на столько же килограммов легче.

– Леня, – проникновенно сказал тогда Селедкину критик Булкин, – я все понимаю. Истинная любовь не смотрит на возраст, вес и внешний вид, ей все равно.

При этих словах Селедкин покрылся красными пятнами. Мысль о том, что он взял в главные героини свою любовницу, как все считают, была невыносимой.

– Леня, – продолжал тем временем говорить Булкин, – мой тебе совет: напиши в титрах, что это опера. Тогда тебе твою принцессу простят – в опере много крупногабаритных бабушек в возрасте. Затем переозвучь ленту, чтобы герои пели, а не говорили. И напоследок вырежи все крупные планы и эротические сцены. Оставь только те куски, где дочь владельца ранчо представлена с большого расстояния, со спины или в темноте. Пойми, Леня, – добавил Булкин, наклоняясь к уху Селедкина, – критиков ты слушать не обязан, но продюсеры! Когда продюсеры увидят, на что ты потратил деньги, они могут тебя не понять.

Но, услышав об этом плане, шантажист раскапризничался и не разрешил режиссеру Селедкину пойти по пути, предложенному добрым критиком, и теперь у Леонида Ивановича были проблемы не только с ним, шантажистом, но и большие долги. На фоне этих остроактуальных задач сын профессора Селедкина совершенно забыл о существовании у него законной супруги. Потом он все же вспомнил, что у него есть жена, но семейные обязанности и выполнение супружеского долга в сложившейся ситуации оказались для режиссера непосильной нагрузкой. Он развелся, заплатив сто у. е., подарил бывшей супруге реквизитный «УАЗ» и снова ринулся в водоворот проблем. Сестра шантажиста Рита изо всех сил готовилась к свадьбе.

«В тишине птицефабрики слышится леденящий стук. Это клюется индюк-мутант, – продолжил Селедкин чтение сценария фильма ужасов. – Бухгалтерша и пожарный спрятались в кладовке. Потом слышат – по бетонному полу цокают когти индюка-мутанта, который из-за мутации очень поумнел и стал хищным. Бухгалтерша и пожарный в ужасе прижались друг к другу. Камера крупным планом показывает их испуганные лица. И тут индюк наносит удар клювом в дверь. Острый, как бритва, клюв прорезает металл, словно масло…»

Режиссер Селедкин аккуратно отложил стопку бумаги.

– Фу, графоман, – сказал он. – Какой жуткий бред он написал!

Впрочем, Леонид Иванович четко понимал, что от экранизации ему никак не отвертеться. Он встал и принялся ходить по комнате.

– Ну, – наконец сказал Селедкин, – у меня всего два выхода. Либо я где-то найду сто тысяч, либо убью шантажиста. Иначе мне придется снимать кино про бешеных индюков, а это будет концом карьеры. Разве что он согласится на то, чтобы его мама сыграла роль самого сумасшедшего индюка, но на это надеяться бессмысленно.

Он снова рухнул в кресло и застонал, картинно заламывая руки.

Чен сидел в столовой уже третий час. Идти ему было некуда, что делать дальше – непонятно. Оставалось ждать. Ли Минь надеялся, что профессор Иван Иванович Селедкин правильно понял его намеки. В любом другом случае это был провал. Чен нервно барабанил пальцами по столу, накрытому грязной скатертью и засыпанному крошками. Он так нервничал, что даже не смотрел на Еву, которая сегодня была особенно ослепительной.

– Если же профессор намеков не понял, то у меня два варианта – прошептал Ли Минь, метким ударом кунг-фу умертвив неосмотрительно заползшего на стол таракана. – Либо я убиваю профессора и, переждав тревожное время, пытаюсь наладить контакты с кем-то другим, либо уезжаю из России ни с чем.

Тут Чен заметил, что с противоположного края стола на него пристально смотрят пятикурсники Олег и Николай, и понял, что произнес последнюю фразу вслух.

К счастью, он сказал ее по-английски.

Диана Грицак стояла на морозе и мечтала.

«Эх, а если бы и правда на моем пути встретился миллионер с двумя сотнями зеленых лошадей и сельскохозяйственной фамилией Козлов или Баранов! – думала она, покрепче заматывая на голове пуховой платок. – Вот было бы счастье. А если он при этом окажется пригожий да румяный, то это вообще будет чудо из чудес».

Диана зажмурилась и улыбнулась.

– Но где я его встречу-то, – погрустнела она, открыв глаза и посмотрев на гору чашек, тарелок, соусников, молочников, блюд и супниц. – Разве что он ко мне придет тарелки покупать? Впрочем, миллионеры, наверное, покупают исключительно фарфор.

Грицак взяла в руку чашку с аляповатым маком на боку, подняла ее вверх и посмотрела на солнце. Чашка была абсолютно непрозрачная.