Убийство в доме викария - Агата Кристи Страница 6

Но я никак не мог взять в толк, что привело такую женщину,как миссис Лестрэндж, в Сент-Мэри-Мид. Этот вопрос с каждым днем мучил меня всебольше. Она была светской женщиной до мозга костей и тем не менее решиласьпохоронить себя в нашей деревенской глуши.

При ясном свете, озарявшем гостиную, я смог впервыерассмотреть ее как следует.

Она была очень высокого роста. Волосы золотистые, срыжеватым оттенком. Брови и ресницы темные – то ли от природы, то ли подкрашены– об этом мне трудно судить. Если она и подкрашивала их слегка, как мнепоказалось, то делала это артистически. В ее лице, когда оно было спокойно,было что-то от сфинкса [11], а глаза у нее были совершеннонеобыкновенные, я ни у кого таких не видел – они казались почти золотыми.

Одета она была безукоризненно и держалась снепринужденностью, обнаруживавшей отличное воспитание, но все же в ней сквозилочто-то, не совпадавшее с этим образом, и это меня смущало. Сразу чувствовалось,что она окружена тайной. Мне вспомнилось слово, которое сказала Гризельда:роковая. Глупость, конечно, и все же – так ли уж это глупо? Мне пришла в головунепрошеная мысль: «Эта женщина ни перед чем не остановится».

Мы беседовали о самых обычных вещах – о картинах, книгах,старых соборах. Но я никак не мог отделаться от ощущения, что миссис Лестрэнджхотела сказать мне что-то еще – не то, о чем мы говорили.

Несколько раз я ловил ее взгляд, устремленный на меня состранной робостью, как будто она никак не могла собраться с духом и решиться начто-то. Она старалась вести беседу только на отвлеченные темы. Ни разу неупомянула мужа, друзей или родных. Но из ее глаз ни на минуту не исчезалостранное выражение, словно мольба о помощи. Казалось, ее глаза вопрошают:«Можно ли вам все сказать? Я так этого хочу. Неужели вы не поможете мне?»

Но это выражение постепенно угасло – быть может, я простовообразил себе все это. Я почувствовал, что мной начинают тяготиться. Встал ираспрощался. Выходя из комнаты, я оглянулся и поймал ее пристальный,недоуменный, мучительный взгляд. Повинуясь внезапному наитию, я вернулся:

– Если я могу вам чем-то помочь...

Она нерешительно проговорила:

– Вы очень добры...

Мы оба смолкли. Потом она сказала:

– Я сама не знаю. Это очень сложно. Нет, я думаю, что мнеуже никто не поможет. Но благодарю вас за участие.

Видимо, она приняла окончательное решение, и мне оставалосьтолько одно – уйти. Но, уходя, я не мог отделаться от сомнений. Здесь, вСент-Мэри-Мид, мы не привыкли к роковым тайнам.

В подтверждение тому я подвергся нападению, едва успелзатворить калитку. Мисс Хартнелл умеет мастерски налетать на вас и отрезать всепути к отступлению.

– Я вас видела! – возопила она с тяжеловеснойигривостью. – И я просто вне себя от любопытства. Теперь-то вы нам всеоткроете!

– О чем это?

– О загадочной особе! Она вдова или у нее есть муж?

– Простите, ничего не могу сказать. Она мне не говорила.

– Что за странность! Она непременно должна была об этомупомянуть, хотя бы ненароком. Можно подумать, будто что-то заставляет еемолчать, вам не кажется?

– Честно говоря, нет.

– Ах! Милая мисс Марпл верно сказала, что вы человек не отмира сего, дорогой викарий. Скажите, а с доктором Хэйдоком она давно знакома?

– Она об этом не говорила, ничего не могу сказать.

– Вот как? А о чем же вы вообще разговаривали, если несекрет?

– О картинах, музыке, книгах, – честно перечислил я.

Мисс Хартнелл, для которой любой разговор ограничиваетсяперемыванием чужих косточек, взглянула на меня подозрительно и недоверчиво.Пока она собиралась с мыслями, я воспользовался этой паузой, пожелал ей добройночи и быстро зашагал прочь.

Я навестил прихожан в деревне и вернулся домой через садовуюкалитку, пробравшись мимо опасной засады, которая могла поджидать меня в садумисс Марпл, хотя и не представлял себе, как до нее могли бы дойти новости омоем посещении миссис Лестрэндж – это было выше человеческих возможностей.

Запирая калитку, я подумал, что надо бы заглянуть всарайчик, который использовал молодой Лоуренс Реддинг за неимением мастерской,и поглядеть своими глазами на портрет Гризельды.

Я и представить себе не мог, что в мастерской кто-то есть.Оттуда не доносилось ни звука, а мои шаги заглушала трава.

Я открыл дверь и застыл на пороге, совершенно огорошенный. Вмастерской оказались двое: мужчина, обняв женщину, страстно ее целовал.

Эти двое были художник Лоуренс Реддинг и миссис Протеро.

Я поспешно отступил и скрылся в своем кабинете. Там я уселсяв кресло, вытащил свою трубку и принялся обдумывать увиденное. Это открытиепоразило меня как гром с ясного неба. Особенно после сегодняшнего разговора сЛетицией: я был в полной уверенности, что между ней и молодым человекомзародились какие-то отношения. Более того, я был убежден, что она и сама такдумает. И я готов был дать голову на отсечение, что она не догадывается очувствах художника к ее мачехе.

Пренеприятнейший переплет! Я поневоле отдал должное миссМарпл. Она-то не дала себя провести и достаточно точно представляла истинное положениевещей. Я абсолютно неверно истолковал красноречивый взгляд, который она бросилана Гризельду.

Мне самому и в голову бы не пришло подозревать миссисПротеро. Было в ней что-то от жены Цезаря, которая выше подозрений [12], –спокойная, очень замкнутая. В такой женщине ни за что не заподозришь склонностик сильным чувствам.

Когда мои размышления дошли до этого места, в дверь кабинетапостучали. Я встал и подошел к двери. За ней стояла миссис Протеро. Я отворилдверь, и она вошла, не дожидаясь приглашения. Миссис Протеро прошла черезкомнату и без сил опустилась на диван: ей явно не хватало воздуха.

Было такое впечатление, что передо мной сидел совершеннонезнакомый мне человек. Спокойная, замкнутая женщина исчезла. На ее месте былозагнанное, задыхающееся существо. Впервые я оценил ее красоту.

Она была шатенка с бледным лицом и очень глубоко посаженнымисерыми глазами. Сейчас она раскраснелась, грудь ее вздымалась. Казалось, статуявнезапно стала живой женщиной. Я даже заморгал от этого превращения, как отяркого света.