Смерть мужьям! - Антон Чиж Страница 6

Заскучавший, было, доктор не вовремя хмыкнул, за что немедленно отхватил рык:

– Синельников! Еще один звук и вылетишь в форточку.... Продолжайте, Ванзаров. Отчего решили, что убийство?

Родион попросил подойти к телу и откинул край сюртука:

– Как думаете, что это такое?

Криминалист сощурился и признался, что ничего не замечает.

– Ну, вот же! – указал палец в область, где у трупа полагалось сердце.

Лебедев нагнулся, разгадывая деталь, скрывавшуюся в рисунке яркой материи, и тихонько присвистнул:

– Ай, да Ванзаров, ай, да глазастый. Как вас величать?

– Родион... – сказал коллежский секретарь, и уже не так уверенно добавил: – Георгиевич.

Синельников, заинтересованный находкой, сунулся к столу. И сразу пожалел. Развернув щуплое тельце эскулапа к выходу, Лебедев ласково предложил:

– Ступай-ка ты, брат, отсюда, чайку выпей, или водки. Нечего тебе тут делать.

Обиженный доктор в расстроенных чувствах саданул дверью.

– А вы совсем другой, – сказал Аполлон Григорьевич, все же понизив голос. – Мхом не поросли, делом горите, не то, что эти, сразу видно. Вы уж простите за мое вторжение, больно не люблю местного пристава: подлец в погонах – худшая из бед в полиции, да. Ну, попробуем разобраться с его благородие дохлостью.

– Это необычное преступление, может быть уникальное в своем роде... – заторопился Ванзаров, но был остановлен властным жестом.

– А вот с этим спешить не будем. Как говориться, вскрытие покажет... Внутренностей не боитесь?

– Н-н-нет, – кое-как выдавил Родион.

– Ничего, к пятому трупу привыкните... Да не падайте в обморок, не стану при вас его потрошить... Так, маленько покромсаем... Отрежем руку-ногу, другую...

Крыса, про которую все забыли, сидела на поддоне коробки, показывая несравненное воспитание. Она с любопытством следила за очень большим человеком, от которого пахло вкусным обедом. Только животное не могло уразуметь, отчего это он с таким вниманием разглядывает мертвое тело.

– Вот, зараза, не могу понять, что это может быть, – сказал Лебедев, разглядывая предмет, выпиравший из жилетки.

Затруднение великого криминалиста было простительно. На фоне ярких разводов ткани, напоминавшей безумные индийские вышивки, скромно жался металлический шарик, отливавший бронзовым блеском. Размером – с крупную виноградину, или мелкую сливу, как угодно, сидел на жилетке слишком прочно, а на верхушке имел аккуратные насечки:

|||

Вещицу нетрудно было принять за часть одежды или модное украшение, вроде броши, не заметить совсем, или не обратить внимания. Так бы и сделали большинство чиновников полиции, а уж сотрудники Казанского участка – непременно.

– Почему решили, что шарик имеет отношение к смерти бедолаги? – спросил Лебедев.

– Если мужчина навешивает на пузо цепи с брелоками, это одно. А этот одет бедно, без украшений. Нелогично, – еще немного тушуясь, ответил Ванзаров.

Ему все больше нравилось общаться со звездой русской криминалистики. Само собой получалось легко и непринужденно, как между старыми приятелями. Два разных по возрасту и положению человека необъяснимым образом испытали друг к другу прилив искренной симпатии. Отчего такое бывает?

– Ладно, возьмемся за тело, – сказал Аполлон Григорьевич.

Гигантский саквояж раскрылся походной лабораторией. Из недр были извлечены щипцы устрашающего вида с хищно загнутыми концами. Приладив их под шарик, Лебедев прочно ухватил рукоятки, напрягся и дернул с устрашающе легкой силой.

Мертвец отшатнулся по инерции. С мягким чмоком вынырнуло тонкое, полированное лезвие, на котором остались бардовые сгустки.

– Что это? – спросил Ванзаров, не боясь показаться невежей.

Быстрого ответа не случилось.

– На стилет воровской не похоже, слишком изящная штучка, – сказал эксперта, вертя на свету предмет. – Не медицинский инструмент, однозначно. Возможно, шило. Хотя не сапожное. Лезвие немного длинновато – с полвершка... Да, ловко господина сложили.

– Прошу прощения?

– На воровском жаргоне «сложить» значит «убить». Учите, Ванзаров, арго, пригодится, – сказал Лебедев, крутя в щипцах странный предмет. – Что за ерунда такая?

Какой музыкой прозвучали для Родиона эти слова! Вот она – загадка. Интуиция не ошиблась, наконец, ему попалось настоящее таинственное дело для настоящего сыщика.

Шило отправилось в стальной судок, жалобно звякнув. Лебедев сообщил, что такую неприятность следует перекурить, вынул свежую сигарку, подхватил трость, изящным, несколько показным образом нажал скрытую пружинку набалдашника, на котором вспыхнул язычок пламени. Тщательно прикуривая, криминалист наблюдал за произведенным впечатлением.

– Замечательное изобретение: трость с вечной зажигалкой, – хвастливо заявил он. – Никогда не подводит, ни в дождь, ни в снег. Патентованная вещь, отвалил бешеные деньги. Кстати, не желаете сигарку? Исключительные – никарагуанские. Специально для меня в одной лавке держат.

Ванзаров вежливо отказался, стараясь прокашляться не очень вызывающе. То, что во всей столице такие сигарки курил один человек, не удивляло. Источаемый ими запах требовал особого мужества или полного отсутствия обоняния.

– Вижу-вижу, что не терпится, рассказывайте, что накопали, – подбодрил Лебедев широким жестом. – Не стесняйтесь, все свои. А если что – труп не проболтается.

Родион выдохнул и заторопился:

– Молодой человек ни с того ни с сего, падает посреди улицы. Городовой волочет его в участок, даже не удосужившись захватить свидетелей. Все думают, что это сердечный приступ. Но обнаруживается масса странностей. Первая: у него в карманах нет решительно ничего – ни денег, ни документов. Кроме вот этого листка...

Ванзаров протянул полоску сероватой бумаги, на которой типографским способом была напечатана черная роза, а рядом с ней криво нарисованы чернилами полукруглые стрелки, замыкающие себя кольцом:

Лебедев покрутил обрывок и равнодушно отложил:

– Ну, и далее?

– Вторая странность: у этого господина нет никаких украшений, кроме колечка на безымянном пальце левой руки. Ничего не напоминает?

– Змейка хвост кусает.

– Это не змейка. Это – Уроборос! – несколько взволнованно сказал Родион. – Древний гностический символ! Образ вечного круговорота, цикличности, гибели мира и его воскрешения, смерти как рождения и рождения, как смерти. Символ бессмертия и самооплодотворения. Истина и познание в одном...

– Хотите сказать: тайный сектант? – спросил Лебедев, выпуская облако дыма.

– За этим скрывается нечто большее, чем просто убийство.

– Поспешный вывод. Все может иметь примитивное объяснение, да хоть убийство из ревности. Или, например, его с кем-нибудь спутали.