Бриллианты шталмейстера - Иван Погонин Страница 6

– К сожалению, не могу сообщить личность этого господина. Одно скажу – имя его весьма известно и уважаемо в научных кругах.

– Хм. Если это светило считает меня таким докой, то почему же не говорило об этом раньше, когда решался вопрос о моем увольнении из института? Впрочем, вам это не интересно. Я готов ответить на ваши вопросы.

– Давайте не здесь – разговор может затянуться. Позвольте в благодарность за предстоящую консультацию угостить вас обедом? За столом и поговорим.

Таможенник усмехнулся:

– А почему бы мне не пообедать за счет сыскной полиции? Давайте.

– Тогда прошу, тут поблизости есть одно местечко.

К разговору приступили, когда официант подал кофе.

Кунцевич задал несколько вопросов и выслушал пространную лекцию на якобы интересовавшую его тему. Начал таможенник словно нехотя, монотонно, но по мере изложения предмета говорил все с большим жаром, глаза у него заблестели. Химик так просто объяснил все сложные для дилетанта предметы, что к концу лекции коллежский секретарь имел полное представление об опасных последствиях кокаиновой интоксикации.

– Гуго Вильгельмович, вы даже не знаете, как нам помогли. Премного благодарен. Скажите, а можете вы ответить мне на один вопрос, который к теме нашей беседы не относится, но ответ на который мне очень хотелось бы услышать? Как получилось, что вы, блестящий химик, магистр – и служите на таможне?

– Вам действительно это интересно?

– Да.

– Видите ли, Мечислав Николаевич. Во мне нет ни капли русской крови, но моя родина – это Россия. И мне становится грустно и обидно, когда мою родину грабят. Сейчас я стараюсь грустить молча, но в молодости мне это не удавалось. И если я видел, что человек вор, то я так и говорил в лицо этому человеку. А кому такое понравится?

– А на таможне все в порядке?

– Я же говорю, сейчас я грущу молча. Имений у меня нет, потому приходится трудиться. А службу в наше время найти непросто.

– Гуго Вильгельмович, а вообще тяжело ловить контрабандиров?

– Вы знаете, нелегко. Но мы ловим. Опять же, если нам дают их ловить. Купечество у нас ушлое, да и европейцы, если это касается прибыли, проявляют чудеса изобретательности. Столько способов напридумывали скрыть контрабанду!

– Например?

– Ну самое простое: привезли крупную партию товара, выгрузили в пакгауз, места с утаиваемым товаром кладут в нижний ярус. Помощник надзирателя осмотрел один ярус, второй, третий, время к обеду, ничего предосудительного не обнаружено, он плюнет и акт подпишет. Если товар мелкий, ну, скажем, галантерейный, то купцы специально суматоху создают и пытаются перекинуть недосмотренные вещи в кучу с уже досмотренными. Упаковки с секретом мастерят… Да множество есть способов, обо всех не расскажешь.

– А как можно скрыть от досмотра игральные карты?

Фон Лазен откинулся на спинку стула:

– И много карт скрыли от досмотра?

– По крайней мере 500 дюжин.

Таможенник осматривал изъятое на Наличной имущество с полчаса. На книжки и карты он едва взглянул, потратив большую часть времени на досмотр тары.

Наконец Лазен выпрямился и поставил керосиновую лампу, которой подсвечивал, на стул:

– Ящики иностранного производства. Доски слишком хорошие, у нас из таких мебель делают. И вот видите, – таможенник опять взял в руки лампу и посветил на угол одного из ящиков, – видите, следы от гвоздей, вот, вот и вот, по всему периметру. Ящик был с амбалажем.

– С чем, простите? – спросил Кунцевич.

– Для предохранения от повреждений во время транспортировки деревянные ящики обкладывают соломой и обшивают холстом. Кстати, в амбалаже очень часто прячут контрабанду. Очевидно, что Гранде получает какие-то книги из-за границы. Я завтра посмотрю документы. Вы часиков в восемь ко мне не заглянете?

Кунцевич отправился к Лазену, прихватив бутылку шустовского коньяка. Гуго Вильгельмович распорядился накрыть на стол. За сутки он узнал многое, поэтому беседовали сыщик и таможенник долго.

– Гранде договорился со всеми ведущими российскими университетами и поставляет им новинки изданной за границей специальной литературы – как книги, так и периодику, – докладывал фон Лазен. – За навигацию он несколько раз получает ящики книг. Доставляет их всегда шхуна «Элен», приписанная к марсельскому порту. Коносаменты они присылают заранее, по почте. Я сверился по книгам, очередные коносаменты уже у нас лежат, в том числе и на книги господина Гранде. Шхуна должна быть у нас не позже 10 июня. Я ее встречу. Вопрос такой: где будем задерживать контрабандиров, непосредственно в пакгаузе или дадим подводе выехать из порта?

– А есть разница?

– Конечно! Если мы их задержим на таможне, то вознаграждение получим быстрее, да и сразу все – я думаю, что шкипер, опасаясь ареста судна, ерепениться не будет, вину признает, тогда дело в суд не пойдет, решится властью моего начальства. Если же они будут задержаны после выхода ящиков из пакгауза, то для получения денег придется дождаться приговора суда, да и приказчик может всю вину на себя взять, а с него мы деньги долго будем получать, скорее всего всю оставшуюся жизнь.

– Какие деньги? – недоуменно спросил Мечислав Николаевич. – Вы о чем?

– За каждую обнаруженную дюжину контрабандных колод с виновного взыскивается 15 рублей штрафа в пользу открывателя, если это простой обыватель, и треть от этой суммы, если открывший контрабанду – чин полиции или таможенного ведомства.

– Ого! Да, за такие деньги можно и постараться. Хорошо бы, конечно, Гранде привлечь, но я боюсь, что с ним мне разобраться не дадут. Давайте так: карты изымем в пакгаузе, но тогда, когда ящики погрузят на подводу. Потом вы займетесь шкипером, а я приказчиком. Вы, как контрабанду обнаружите, телефонируйте в сыскную и просите прислать кого-нибудь на подмогу. Это мой район, поэтому я и приеду. Мне важно, чтобы все думали, что контрабандиры обнаружены случайно, без моего участия.

– Договорились.

Шкипер и правда не стал ерепениться, он признал вину и сразу же выплатил весь причитавшийся с него штраф.

А вот приказчик упирался. Знать, мол, ничего не знаю, ведать не ведаю. Забрал на таможне ящики и хотел везти в магазин, его дело, чтобы количество ящиков совпадало с бумагами, а что в них – не его забота. Гранде же заявил, что его коммерция настолько обширна, что вникать в каждую сделку он не может. Есть договора, накладные, бухгалтерия – проверяйте, сверяйте, у него все чисто и проверок он не боится. Через полчаса после начала беседы с книготорговцем Кунцевича вызвал Чулицкий и приказал не мучить честных обывателей. Гранде пришлось отпустить с извинениями.

Через три недели Лазен получил вознаграждение и сразу же привез Кунцевичу половину. Вечером, разложив девять радужных бумажек ^[3] на рабочем столе, Мечислав Николаевич предался приятным мыслям: «Через неделю отпуск, загранпаспорт в кармане. А может, и правда в Париж податься? Возьму с собой свою беззаконницу, погуляем с ней по Champs Élysées, на башню залезем. Впрочем, в Париж со своей дамой – это все равно что в Тулу со своим самоваром. Совру, что в командировку поехал».