Древо жизни - Генрих Эрлих Страница 6

Он представил тысячекратно виденные изображения распятия. На многих, он чутьем чуял, что на правильных, ноги у Христа были чуть согнуты, как будто Христос хотел ослабить нагрузку на пробитые гвоздями, кровоточащие ступни. А у этого ноги вытянуты вертикально вниз, связаны у щиколоток и на уровне середины голени притянуты к кресту другой веревкой, пропущенной в скобы, вбитые с двух сторон в брус. Запомним, разберемся.

Голова упала на грудь. Лицо было скрыто длинными слипшимися волосами и густой бородой в тон волосам на голове, золотистым с каким-то кирпично-красным отливом. Зато тело, лишенное каких бы то ни было одежд, было открыто для осмотра. Тренированное тело мужчины лет тридцати пяти, с накачанными плечами, широкой грудной клеткой, узкими бедрами и плоским животом, тело даже не гимнаста, а пловца, вероятно, точно так же выглядел бы распятый Вайсмюллер.

Северин неожиданно принялся вспоминать, была ли у Тарзана в исполнении Вайсмюллера борода, не вспомнил и заставил себя вернуться к осмотру. На левой стороне груди под соском кожа рассечена, но без крови, на правой стороне живота старый шрам, скорее всего, от операции аппендицита, могучий член, ступни ног плоские, размер пожалуй что больше 45-го, пальцы ног длинные, с аккуратно подстриженными ногтями. Северин всегда обращал особое внимание на ногти на ногах, он считал, что их состояние много говорит о характере человека, конечно, в сравнении с ногтями на руках.

Он вернулся взглядом вверх и стал рассматривать последнюю деталь — крест, паривший в воздухе под бородой мертвеца. Крест золотой (желтого металла, поправил себя Северин для будущего протокола), большой, сантиметров пять в длину. Цепочка из желтого металла, чуть видневшаяся под спутанными волосами, казалась слишком тонкой: по новорусской моде толщина цепочки не должна уступать толщине креста. Почему-то Северину показалось, что этот крест совсем из других, давно забытых времен, но он оставил это для экспертов, себе же в память записал: мотив ограбления, по-видимому, отсутствует.

Да, собственно, что тут грабить? Комната, довольно большая, производила убогое впечатление. Отставшие от стен, блеклые обои, продранные в нескольких местах, свисающая с потолка на коротком проводе лампочка без абажура, металлическая кровать, кое-как заправленная, у кровати тумбочка, какая-то казарменная, на тумбочке книга небольшого формата, пустая книжная полка на стене, большой стол посреди комнаты, под лампочкой, накрыт чуть потрескавшейся клеенкой, три задвинутых под стол стула, на столе одна выщербленная псевдохрустальная пепельница, девственно чистая. Общую картину бедности, честной бедности, чуть было не добавил Северин, нарушали лишь новая лампа-прищепка, закрепленная на высокой спинке кровати, и … компьютер, установленный на втором, стоявшем в комнате столе. Компьютер, наверно, не из дешевых, подумал Северин, у них в отделе мониторы на полстола, а тут плоский и тонкий. Больше в комнате ничего примечательного, на первый взгляд, не было. Разве что одно из окошек, то, что ближе к трупу, было распахнуто настежь.

«Где же бригада? — с некоторым раздражением подумал Северин. — Чего копаются?» Он с досадой вспомнил, что по звонку дежурного сорвался из дома, не выпив вторую положенную чашку кофе, без двух чашек крепчайшего кофе он был по утрам никакой.

Северин посмотрел на пол, который показался ему что-то слишком чистым, похоже, что его специально вымыли, «что указывает на тщательно спланированное, предумышленное убийство», записал он в будущий отчет. Коли так, то без вреда можно пройтись по комнате, сделать предварительный обыск. Он подошел к столу с компьютером, там в беспорядке, скрытые ранее от него спинкой стула, лежали коробки от компакт-дисков, Чайковский, опять Чайковский, Римский-Корсаков, Даргомыжский, Бородин, Рахманинов. Очень интересно! Северин сделал шаг в сторону, к тумбочке. На кожаном, благородно потертом переплете книги сияло золотое тиснение — восьмиконечный православный крест. Кончиком мизинца он подцепил обложку. «Святое евангелие», хорошенькое сочетание с компьютером! На полке лежал ровный слой пыли, значит, других книг в заводе не было.

Северин присел на корточки и открыл дверцы тумбочки, верхнюю и нижнюю. Нижнее отделение было пусто, в верхнее же было беспорядочно натолкано нижнее белье и носки, все, впрочем, почти новое и высокого качества, отметил Северин. Заглянул он и под кровать, ни чемодана, ни сумки, только в глубине, почти у самой стены что-то белело. Не поленился, достал, ухватившись рукой за спинку кровати. Развернул скомканный лист белой бумаги, весь исписанный и разрисованный с одной стороны. Чего там только не было, но … на дворе раздались громкие голоса — приехали, наконец-то, голубчики! Северин слегка разгладил лист, сложил его в четыре раза, засунул во внутренний карман пиджака и поспешил наружу. По дороге глянул на вешалку, скрытую дверью, — ничего. Тоже интересно!

Он вышел в прихожую, совмещенную с кухней. Бригада являла собой союз поколений: заслуженный пенсионер, судмедэксперт Аркадий Иосифович, фотограф Михаил, под пятьдесят, эксперт-криминалист Санёк, из недавних практикантов, и младший оперуполномоченный Максим, тоже из молодых. Объединяло их одно — смурное выражение лиц. Молча пожав всем руки, Северин с неопределенной интонацией сказал:

— Прокуратуры, конечно, нет. Задерживается. Ну и черт с ней. Приступайте, — он ткнул пальцем в сторону комнаты.

— Ты, что ли, натоптал? — недовольно спросил Аркадий Иосифович, останавливаясь на пороге.

Северин нисколько не обиделся ни на тон, ни на постановку вопроса. А тыканье вообще воспринял как награду, старый судмедэксперт обращался на вы только к людям, которые были ему лично несимпатичны, таких было подавляющее большинство.

— Я! — Северин склонил голову, как нашкодивший школьник. — Каюсь, натоптал, но ничего не затоптал. Пол-то вымыли, — пояснил он, — кстати, ты, Максим, пошуруй, найди, чем мыли, ведро, швабру. Может быть, коврики обнаружатся, а то странно: в прихожей лежит половик, а в комнате ничего нет, как-то не по-людски.

— Евгений Николаевич, а вы чего-нибудь касались в комнате? — вылез вперед Санек.

— Естественно, не касался, — обрезал Северин, — хотя нет, постой, спинки кровати коснулся, а еще… — он стал вспоминать, не облокачивался ли он на спинку стула, когда рассматривал стол с компьютером. Уверенности не было. Он огляделся вокруг и увидел оцинкованный рукомойник, блестевший чистотой, как и раковина под ним. Северин приложил обе ладони к поверхности рукомойника. — Вот тебе образчики, попрактикуйся, — сказал он эксперту-криминалисту, — и вообще, работайте, работайте! А я пойду, поброжу по окрестностям.

— Мать честная! — раздался голос фотографа, вступившего в комнату.

Северин отвернул кран на рукомойнике, вымыл руки, вытер их носовым платком, автоматически осматривая все вокруг. Крючок для полотенца справа от рукомойника был пуст, на полочке над ним стоял стакан с новой фирменной зубной щеткой и недавно начатым тюбиком Лакалюта, бритвы не было, она покойнику была ни к чему, рядом лежали два аккуратно свернутых полотенца, новых, не застиранных. Северин взял одно, развернул. Довольно большой прямоугольник плотного белого льняного полотна, расшитого красными петухами, как будто только что вышел из рук народной мастерицы. «Таким и утираться-то жалко», — подумал Северин, но все же повесил полотенце на крючок.