Игра на изумруд - Владимир Кузьмин Страница 6

– Сестра Евдокия! – закричал он, когда мы входили в монастырь через ворота.

Я даже вздрогнула. Не от крика, конечно, – от прозвучавшего имени. Хотя тут же подумала: отчего бы и не быть в большом монастыре другой сестры с тем же именем?

К нам степенно подошла немолодая уже монахиня.

– И вы здравствуйте, – ответила она на наше приветствие. – С чем пожаловали?

– Матушка-игуменья велела передать, чтобы вы гостей встретили со всем уважением и показали им все, что они смотреть пожелают, – ответил за нас возница.

– Раз велела, значит, исполним, – согласилась сестра Евдокия.

– Дык, я того? Отобедать бы? До дома то есть?

– Поезжай, обедай, – не стала возражать монахиня. И повернулась к нам. – Может, и вам отобедать хочется?

Петя хотел отказаться, но предоставил право ответа мне.

– Благодарим покорно, – сказала я. – Если вас это не затруднит.

– Какие уж тут затруднения? – удивилась монахиня. – Сестры только что трапезу закончили, что оставлено для другого люда – все горячее. Пища у нас скромная, но гостям всегда угождала. Идемте в трапезную, что ж мы стоим посреди двора?

Мы пошли вслед за сестрой Евдокией, а я шепнула Пете:

– Вы уж, пожалуйста, кушайте хорошо, с аппетитом.

– Что же я, сам не понимаю? – шепнул в ответ сын градоначальника.

Трапезная была велика, но вряд ли могла сразу вместить двести человек. Скорее всего, сестры трапезничали по очереди.

Мы умостились с краю огромного стола, и нам очень скоро принесли по тарелке каши и по миске щей. До поста оставалось еще далеко, так что щи были сварены с говядиной, а каша сдобрена коровьим маслом. Похоже, наша прогулка пробудила в Пете настоящий аппетит, и притворяться ему не пришлось. Мы съели все, что было нам предложено, и запили киселем, сваренным из сушеной малины.

– Спасибо огромное, – сказал Петя сестре Евдокии, которая все это время сидела напротив и молча за нами наблюдала. – Даже сам не знал, как проголодался. И вкусно все. Так что и нам вы очень даже угодили.

– Ну и на доброе вам здоровье! – ответила монахиня. – Теперь и делом можно заниматься. Так что смотреть-то хотите?

– Нам бы вокруг монастыря пройтись, – сказала я. – И еще, если дозволите, на колокольню подняться.

Сестра Евдокия никакого удивления не выказала, просто поднялась со своего места.

– Вокруг монастыря только по двору получится – снаружи снег по пояс, – сказала она на ходу.

– Можно и по двору, – согласилась я.

Двор был обширен, но обход его много времени не занял. Сестра Евдокия поясняла, что за постройки мы проходили. Если спрашивали, то отвечала, если вопросов не было, вела нас дальше. Главное, что меня интересовало, – наличие иных проходов, помимо тех ворот, через которые мы вошли. Оказалось, что в монастырской стене есть еще две двери. Обе они, по словам монахини, не отпирались с самой осени. Да и снежные сугробы перед ними подтверждали ее слова. Сама стена, впрочем, была не слишком высока, так как монастырь строился уже в те времена, когда не было необходимости превращать его в неприступную крепость. Не больше двух саженей [9]в высоту, а толщиной в длину моей руки, от локтя до кончиков пальцев. Поверху стены лежала кровля со скатами, снег на ней не удерживался, и понять, перелезал ли кто через эту стену, вместо того чтобы воспользоваться воротами, не получалось. Вот только в одном месте у стены лежала невысокая приставная лестница. Судя по взгляду, брошенному на нее сестрой Евдокией, лежала она в неположенном ей месте. Петя тоже зыркнул на эту лестницу, как охотник, завидевший дичь, но смолчал.

Мы завершили хождение вокруг монастыря.

– Что еще показать? – спросила Евдокия.

– А можно нам на колокольню забраться?

– Коли ноги не жалко, так забирайтесь. Сейчас звонаря пришлю, пусть проводит.

Насчет ног сказано было к месту. Колокольня снизу не казалась слишком уж высокой, но пока мы забрались наверх, ноги стали гудеть не хуже колоколов, там подвешенных.

Зато открывшийся нам вид с лихвой окупил все страдания.

– Красота, право слово! – сказал нам звонарь с такой гордостью, будто сам всю эту красоту и создал. Ну, или, на крайний случай, придумал и построил колокольню, чтобы на ту красоту любоваться.

В северной от нас стороне виднелись деревня Предтеченка, затем поля, перемежающиеся с лесочками, дальше можно было разглядеть окраину города. К востоку от монастыря с севера на юг проходила железная дорога, и был виден паровоз с дымящей трубой, а дальше шли сплошные леса. К югу железная дорога также пряталась в густых лесах. Но самая-то красота открывалась к западу. Недалекий берег Томи был с этой стороны крут и высок, да еще высота самой колокольни прибавлялась, так что дали открывались безмерные! Столько простора и чистого прозрачного воздуха!

Петя первым отвлекся от рассматривания пейзажей и чуть толкнул меня рукой в бок. Я проследила за его взглядом: от дороги к монастырской стене тянулась цепочка следов. К тому самому месту, где по другую сторону стены лежала брошенная лестница. Впрочем, саму лестницу расторопная сестра Евдокия уже распорядилась убрать куда положено.

С колокольни мы спустились, лишь совершенно озябнув от разгуливавшего там ветра.

– Ну что? Пойдем новые следы раскапывать? – предложил Петя, ощутив под ногами земную твердь.

– Лучше поедем, – ответила я. – Скоро Иван Поликарпович за нами подъедет, мы его попросим небольшой крюк сделать, а то идти далековато, а у меня уже ноги гудят.

– Тогда, может, в келью игуменьи попросимся?

– И что интересного вы надеетесь там увидеть?

– Ничего, – честно ответил сибирский Шерлок Холмс. – Но ведь положено осмотреть.

– Это полиции положено, и, не сомневайтесь, следователи там все осмотрели. Для чего нам полицию подменять?

Ответить Петя не успел, так как его окликнули.

– Дяденька гимназист, – послышался звонкий детский голос. Обладателем его оказался мальчишка совсем небольшого росточка: три вершка и шапка сверху, как порой говорила наша кухарка Пелагея. Шапка на мальчишке имелась, а одет он был в овчинный тулупчик со ставшими короткими для него рукавами. Даже странно выглядело: такой маленький, а рукава коротки.

– Дяденька гимназист, – повторил малец, – дозволите спросить?

Петя таким обращением был несколько ошарашен, но нашел силы, даже несмотря на то что я прыснула от смеха, ответить серьезно: