След лисицы - Аркадий Адамов Страница 58

— Какая милая, — сказал кто-то рядом с Павлом Ивановичем. — Прелесть, какая милая! Не раз уж ее наблюдаю.

Павел Иванович оглянулся. Рядом стояла седенькая старушка, по виду учительница.

— А кто она, эта девушка? — вежливо осведомился он.

— Научный сотрудник, фамилия Горина, — словоохотливо ответила та. — Причем энтузиастка. Вчера, например, из командировки вернулась. Сообщили, что какое-то письмо того времени с упоминанием Достоевского обнаружилось. И уже помчалась.

— Так ведь и обмануть могут, — удивился Павел Иванович.

— Ну что вы! Кому это в голову придет?

Вскоре девушка вернулась. Улыбка еще не стерлась с ее лица. Она подвела экскурсию к письменному столу в углу и сказала:

— А здесь, товарищи, собраны некоторые личные вещи Федора Михайловича. Вот его ручка, вот очки, вот…

Кашлянув, Павел Иванович нерешительно спросил:

— Простите. Но, помнится… или я ошибаюсь. Еще и портсигар тут когда-то был…

Светлана смущенно посмотрела в его сторону.

— Да, был… К сожалению, он затерялся… — и с неожиданной убежденностью добавила: — Но должен найтись.

Павел Иванович вышел из музея, с трудом сдерживая ликование. Итак, все подтвердилось! Антонов на этот раз не обманывает его.

Затем Павел Иванович прикинул, через кого, а главное, кому именно можно будет предложить ценную «находку». О, этот господин не поскупится! И что самое главное — оплата будет не в рублях. Рубли заплатит он, Павел Иванович…

Но тут вдруг новое опасение обожгло его. Мысль возникла так неожиданно, что Павел Иванович, заволновавшись, чуть не проехал на желтый свет светофора. Руки и шея его мгновенно вспотели. А что, если это все-таки «динамо»? Да тот ли это самый портсигар, который пропал в музее? С этим Антоновым надо быть вдвое, втрое осторожнее, чем с любым другим. Опыт, слава богу, уже есть. Ах, если бы какой-нибудь специалист посмотрел этот портсигар! К примеру, эта самая девочка из музея… «Энтузиастка». Куда угодно помчится.

Павел Иванович, взволнованный и осененный новой мыслью, притормозил у тротуара и, откинувшись на спинку сиденья, задумался.

Рано утром Косого привели на допрос.

Он шел, усмехаясь про себя, заранее зная, что ничего не скажет и уж нипочем не сорвется. Нет, шалишь. Да и разговор будет теперь о последнем деле, об ателье, и, конечно, о Ваське.

С пистолетом попутал знатно и еще попутает. Пистолет-то не его, Васькин. А сторожа там, в ателье, ударил не он, а Кот. Тут уж Косой ничего на себя не возьмет. Дудки! Не тот случай. А вообще будет что рассказать потом, чем пофигурять. И авторитет будет. Да, все это будет, если… если не «отломится вышка». Тогда фигурять придется перед господом богом.

Морозец прошел по коже: умирать было неохота. Может, и зря он это, с Васькой…

И еще Косой думал о «начальнике в очках». Опять небось станет залезать в душу. А вообще-то хватка у него дай боже и нюх, как у собаки. В колонии дал бы жизни! А такие там, между прочим, теперь появляются. И, по рассказам, все больше. Небось и он, Косой, нарвется на такого там. Была не была, лишь бы не «вышка».

Потом Косой подумал о Попе. Этот гуляет, этот на свободе. Слава богу! Если возьмут, тот рубанет под него, Косого, так, что закачаешься. Все на него повесит…

Он не успел додумать об этом, привели.

Перед кабинетом Цветкова милиционеры задержали Косого, и тот, который был помоложе, приоткрыл дверь.

— Товарищ майор, Косов доставлен на допрос.

И Косой услышал знакомый спокойный голос:

— Пусть обождет.

— Сиди, — сказал ему милиционер постарше.

Косой уселся в уголок на скамью, приготовился ждать. Милиционеры уселись поодаль. Потом тот, который был помоложе, спросил:

— Курить нет?

Другой похлопал по карманам, досадливо ответил:

— Нету. Все вышли.

— Ну, я до дежурного дойду. Ты посмотри тут.

— А куда он денется? — равнодушно ответил другой. — Я вон в конце коридора тебя обожду.

Они поднялись со скамьи, и молодой строго сказал Косому:

— Смирно чтоб сидеть! Смотри у меня!

— Я, начальнички, порядок знаю, — усмехнулся Косой. — Деться мне, ясное дело, некуда.

Милиционеры пошли по пустому коридору, один задержался в конце, другой ушел совсем.

Косой, прикинув в уме, решил, что бежать тут и впрямь некуда. И потому сидел смирно.

Прошло несколько минут. За это время из двери в дверь раза два торопливо прошли какие-то люди. И все. В коридоре было по-прежнему пусто.

И вдруг Косой замер от неожиданности. В дальнем конце коридора появился Олег Полуянов. Он шел неуверенно, разглядывая номера на дверях комнат, все ближе и ближе продвигаясь к Косому. Тот замер в ожидании. Наконец Полуянов подошел к двери, куда должны были ввести Косого. Он уже поднял руку, собираясь постучать, когда Косой грозно прошептал:

— Олежка!.. Слышь?..

Полуянов оглянулся.

— Это ты?..

— Ага. А ну, сядь.

— Мне сюда надо. Вон вызвали, — он показал повестку.

— Успеешь. Сядь, говорю.

Полуянов опасливо покосился на дверь и сел на почтительном расстоянии от Косого, потом, не поворачивая к нему головы, спросил:

— Ну, чего тебе?

Косой лихорадочно соображал. Такой случай упустить нельзя: человек с воли. Может все передать, обо всем предупредить. Но как доверить? Доверить все нельзя. Перво-наперво его надо пугнуть, потом привязать. Чтоб за себя боялся.

— Первый раз вызывают?

— Ага.

— Тогда помни. За Ваську тебе может отломиться на всю катушку, — он с удовольствием заметил, как вдруг побледнел Полуянов. — Но ты стой на своем: «Знать ничего не знаю». Я все на себя возьму. Понял?

— Понял, — еле слышно прошептал Полуянов.

— Но если они одного человека заметут, тогда тебе хана. Его упредить надо.

— Какого человека?

Косой собрался было сказать, но тут мелькнула новая мысль, и он прошептал:

— Много знать собрался. Записочку составь: замели, мол, Косого. Из Москвы надо драть, пока не поздно. Понял?

— Понял.

— Ты улицу такую знаешь? — Косой назвал улицу.

— Ага.

— Там магазин есть. Культтовары, игрушки. Там эту записку оставишь. На стене ящик прибит. Для жалоб, что ли. Под него засунь. Да чтоб не видел никто.

Косой говорил быстро, тоже не поворачивая головы и еле шевеля губами, отчего слова получались зловеще шипящими. Он лишь косил глазом в дальний конец коридора, где стоял один из милиционеров.