Меньшее зло - Юлий Дубов Страница 58

Штатский сначала говорить не хотел. Проглотил язык. Никак не хотел рассказывать про своего дружка в Кремле, который специально взорвал дома с живыми людьми, чтобы самому стать президентом России. Он не стал говорить, когда ему отрубили пальцы на правой руке, когда сожгли на костре ноги. Но Салман обламывал и не таких.

Привели солдата, поставили на колени рядом со штатским. Вылетевшие мозги забрызгали упрямцу лицо. Привели второго, двадцатилетнего, но совсем мальчишку по виду, он затрясся, заплакал. Вот тут штатский и заговорил. Рассказал про Белую Речку, показал на карте, как проехать и где находится дом.

Сейчас штатский лежал в лощине, куда его, завёрнутого в два одеяла, вытащили из блиндажа, вроде дремал. Султан подошёл, присел рядом на корточки. Лицо штатского было синевато-бледным, на рыжей щетине запеклась неотмытая кровь застреленного в затылок солдата.

— Как тебя зовут? — спросил Султан.

— Илья, — помедлив, ответил пленный. — А тебя?

— Меня зовут Султан. Я — брат Аслана. А у тебя есть братья?

Лежащий помотал головой и сморщился от боли.

— Пить хочешь?

— Да.

Султан снял с пояса флягу, отвинтил крышку, поднёс к лицу штатского. Тот приподнялся на локте, сделал два глотка. Закашлялся.

— Давно воюешь?

— Десять лет. Одиннадцать. Давно.

— А зачем?

— Это моя земля. А ты зачем?

— Это моя страна. И потом… Я не воюю.

— Мне всё равно. Русские здесь воюют. Ты — русский. Значит, и ты воюешь. А кто из родных у тебя в Москве? Жена есть?

— Есть. Только не в Москве. В Ленинграде.

— Это далеко от Москвы?

— Далеко? Нет. Не очень. Шестьсот километров.

— Это сколько?

— Восемь часов на машине.

— Далеко. А этот… Ленинград… большой город?

— Большой.

— Больше Москвы?

— Нет. Не больше. Красивее.

— Там горы есть?

— Нет. Он на болоте построен.

Султан даже не удивился. У русских вполне может считаться красивым город, построенный на болоте и в котором нет гор.

— А ты богатый?

— Нет. Обычный.

— Зачем врёшь? Я знаю, что ты друг вашего президента. Значит, богатый. Боишься, что большой выкуп просить будем?

Султан презрительно сплюнул на землю. Русские всегда думают только о деньгах, даже когда рядом смерть. Совсем плохой народ.

Сзади окликнули. Султан повернулся. От землянки махали рукой.

— Сейчас вернусь, — пообещал Султан, вставая. — Ещё поговорим.

Илья Игоревич лежал и молча смотрел в небо. Боль в обгоревших ногах временами становилась невыносимой, и тогда он скрипел зубами и плотно закрывал глаза, чтобы не видеть ускоряющийся хоровод чёрных веток над головой. Если боль отступала, то легче не становилось — усилием воли он отгонял воспоминания о том, что наговорил под пыткой. От одной только мысли об этом по всему телу проходил сладкий озноб, будто от взгляда вниз с самого края обрыва.

Захрустели камни. Мальчишка… Как его? Что-то пышно-царское… Султан… Стоял рядом, кусая губу и смотрел ненавидяще. Грязные кулаки судорожно сжимались и разжимались.

— Что-то случилось? — спросил Илья Игоревич.

— Зачем ты убил моего брата? — спросил мальчишка срывающимся голосом. — Зачем обманул?

Илья Игоревич приподнялся, посмотрел неверяще.

— Сейчас показали телевизор. Показали, что чеченцы хотели захватить Россию, пришли в русский аул. В тот самый, который ты назвал. А там была армия, и она всех убила. Их там армия ждала. С пушками, с пулемётами. Всех убили. Показали, как они лежат. Салман с моим братом Асланом, он мне вместо отца был, рядом лежат. Их два раза показали. Я сам видел.

— Там не было войск, — прошептал Илья Игоревич. — Я сам оттуда! Там ни одного солдата не было! Честное слово!

— У тебя нет чести! Ты — русская собака! Ты убил моего брата! Обманул и убил! Если бы сейчас здесь была тысяча русских, я бы их всех убил на твоих глазах! А ты бы смотрел и знал, что это плата за твой обман! И за жизнь Аслана!

— У тебя нет тысячи русских. У тебя — только я.

— За брата я все равно убью тысячу русских! Ты просто будешь первым.

«Сейчас выстрелит в голову, — подумал Илья Игоревич, — вот прямо сейчас».

— Ты ошибаешься, Султан — проскрипел он дрожащим от напряжения голосом. — Все не так… Надо разобраться… Ты всегда успеешь меня застрелить… Но сначала надо разобраться…

Султан долго смотрел на Илью Игоревича не мигая.

Потом ответил:

— Хорошо. Я тебя застрелю, только когда ты меня сам об этом попросишь.

Он сорвал с Ильи Игоревича одеяла, убедился, что его руки надёжно связаны, и отошёл на несколько шагов в сторону, пропав из вида. Через несколько мгновений в Илью Игоревича полетел первый камень. Потом второй.

…Султан сидел на земле, время от времени с силой замахивался и не сводил глаз с растущей груды камней в нескольких шагах от него. Время от времени куча шевелилась, и из глубины раздавался стон. Тогда он вставал, подходил к каменной могиле, прислушивался, пытаясь уловить слова, но слов не было. По щекам его текли слёзы. Он плакал впервые в жизни и шуганул показавшегося из землянки Идриса, потому что его слез никто не должен был видеть.

Когда начало светать, он снова услышал стон. Подошёл.

— Убей меня, Султан, — прохрипело снизу.

Султан постоял рядом, кивнул головой, сбросил несколько камней с края кучи, приставил к разбитой голове дуло пистолета и нажал на курок.

…Which Thing the Singers made a Song

For all the World to sing,

So that the Outer Seas may know

The Mercy of the King… [1]

В эту ночь он стал настоящим воином Востока.