Санаторий имени Ленина - Нина Стожкова Страница 58

Мужчина отошел в кусты, замер и, повернув голову в сторону освещенной площадки, принялся и внимательно наблюдать за следственным экспериментом.

– Пора! – скомандовала Лина Башмачкову. – Настало время выйти из тени.

Они прокрались туда, где Мормышкин, нисколько не шокированный своими злодеяниями, спокойно и подробно показывал, где и как он убивал двадцать лет назад несчастную Кристину.

– Товарищ лейтенант полиции, – обратился Башмачков по уставу к Аллочке.

Молодая следовательница повернула голову в их сторону, не скрывая раздражения. Она знала, что во время следственного эксперимента посторонних быть на площадке не должно. В этот раз волосы Аллочки не были заплетены в легкомысленную косичку, а оказались собраны в строгий пучок, больше подходивший к полицейской форме.

– В чем дело? – недовольно спросила лейтенант Белова.

– Товарищ лейтенант полиции, в районе проведения следственного эксперимента находятся два вероятных свидетеля, – доложил Башмачков обстановку и для верности завершил рапорт, как положено, – внештатный помощник полиции Башмачков.

– Где они? – нахмурила брови Аллочка.

– Одна пытается слиться вон с той стеной, второй вон там прячется…

Не дослушав доклад Башмачкова, Аллочка одной рукой схватила мегафон, а другой – фонарь, лежавшие на капоте машины. Она выхватила лучом мощного фонаря вначале одного свидетеля, затем вторую и рявкнула в мегафон:

– Всем свидетелям оставаться на местах! Любая попытка покинуть место проведения следственного эксперимента будет считаться попыткой к бегству.

В кустах послышалось шуршание, камешки полетели из-под ног, и поджарая фигура мужчины, резко метнувшись в сторону, попыталась скрыться в темноте. Но не тут-то было! Рослый полицейский подскочил к нему и, применив болевой прием, заломил руку за спину. Через несколько секунд Борис, уже знакомый Лине, предстал перед ней, Аллочкой и Башмачковым, а также перед всеми, кто находился на площадке.

– Ну, здравствуй, Хрипатый! – сказал в наступившей тишине Мормышкин. – Недалеко же ты уехал!

Борис стоял, склонив голову, и не говорил ни слова. На лице у него играли желваки, тонкие длинные пальцы на свободной от захвата полицейского руке то сжимались, то разжимались.

– Хрипатый? – ошалело повторила Лина – Так это ты меня чуть не придушил? Ну да, под капюшоном лица не было не видно, а рост и комплекция очень похожи на те, что были у того мерзавца в плаще. Башмачков, я в шоке! Он еще под интеллигента косил, урка поганый! Гитара, Окуджава, стихи Киплинга со сцены… Кстати, он тогда читал стихи слегка охрипшим голосом, показавшимся мне даже симпатичным. Никогда бы не поверила, что внешность так обманчива!

– Иногда обстоятельства бывают сильнее нас, – пробормотал Борис, слегка смутившись. – «Не судите и не судимы будете», как сказано в Писании.

– Ага, а про заповедь «не убий», вы тоже, надеюсь, слышали? – спросила Лина. – «Не судите» – к бандитам и убийцам не относится, у каждого из них всегда найдется слезливая история про то, как он «дошел до жизни такой».

– Постойте, а где женщина? – спохватился Башмачков. – Упустили, лейтенант! Еще одного важного свидетеля прохлопали. Возможно, даже подозреваемую…

– Не беспокойтесь, – мы здесь. – Голос из темноты прозвучал так неожиданно, что Лина вздрогнула. Через несколько секунд в круг света въехала Надира в инвалидной коляске, которую толкала ее неизменная помощница все в той же панамке в цветочек, нахлобученной до бровей несмотря на темное время суток. На голове инвалидки не было привычной кружевной шляпки, зато красовался роскошный шелковый шарф, искусно повязанный на манер чалмы. В этот миг Надира была и впрямь похожа на гордую татарскую княжну. Точнее, на ханшу, недавно вышедшую на пенсию.

– Допрыгались, уроды! – Надира кинула взгляд, полный презрения, вначале на Мормышкина, по-прежнему стоявшего с лопатой у траншеи, а потом на Бориса.

– Вы знаете этих мужчин? – спросила Аллочка с удивлением.

– Знаю, – слишком мягко сказано, – хмыкнула Надира. – Двадцать лет назад мы были с этими костоломами, с позволения сказать, коллеги.

– Уточните, пожалуйста, где вы работали? – спросила Аллочка.

– В сауне «Черная роза», – сказала Надира так спокойно, словно это было не название борделя, а наименование жилищной конторы.

– Какого черта ты здесь делаешь, старая ведьма? – спросил Борис с какими-то новыми визгливыми обертонами в голосе, совершенно не вязавшимися с его интеллигентной внешностью.

– Первой здесь появилась моя помощница Эльвира, – усмехнулась дама, а потом, застав здесь всю компанию, вернулась за мной. Я ожидала ее вот в этом шарабане на Аллее писателей. Интересно было посмотреть, чем дело кончится.

– Ты что, карга, шпионила за мной? – взорвался Борис.

– Посылала Эльвиру следить за вами, уроды, чтобы, на всякий случай, быть в курсе ваших действий. Однажды я уже нарвалась из-за вас на подарочек, который стоил мне двадцати лет в инвалидном кресле. Больше не желаю никаких сюрпризов. Хочу только одного – справедливого возмездия всем мерзавцам и убийцам.

Лину разбирало любопытство:

– Ну ладно, этот Мормышкин – типичный урка, но Борис… Я бы ни за что не догадалась о его миссии в этом «райском уголке». У него на лбу написано: «высшее образование».

– Так оно и есть, – сказала Надира, – Когда-то Борис работал в каком-то там заштатном НИИ. Он то ли биолог, то ли химик, сейчас не припомню…

– Биохимик, мадам старая ведьма. – сказал Борис. – И не тебе судить о моих научных работах, счетовод-самоучка.

– Зачем же вы, Борис, интеллектуал, интеллигент и эрудит, полезли в это грязное болото, где растут «черные розы»? – изумилась Лина.

– Вы, мадам Любопытство, слишком молоды, чтобы помнить девяностые во всей их красе, – начал рассказ Борис. – Зарплату нам тогда платили унизительно маленькую, а в магазинах только-только стали появляться брендовые вещи. Я всегда считал, что достоин самого лучшего, хотел одеваться в фирменную одежду, слушать модную музыку, ходить в хорошие рестораны. Наука – это работа на будущее, а мы-то живем здесь и сейчас. Внешние признаки успеха для меня важнее, чем «журавль в небе». Жить, отказывая себе во всем, выплачивать ипотеку или копить на машину – это было не для меня. Еще в студенческие годы я женился, у нас родился сын, но семейная рутина меня совершенно не вдохновляла. Кинофестивали, модные премьеры, вернисажи, возможность быть в кругу богатых и знаменитых – за это я готов был продать душу дьяволу.

– И дьявол не заставил себя ждать, – сказала Лина.

– Не понимаю, о чем вы? – хрипло спросил Борис.

– Ну как же, Петр Воронов – типичный демон-искуситель, – усмехнулась Лина. – Продолжайте, пожалуйста.

– С Петром я познакомился на одной из районных комсомольских конференций. В то время я возглавлял комсомольское бюро нашего НИИ. После заседания мы немного выпили, поболтали, вспомнили общих друзей, поговорили о театре, которым в то время он увлекался. Вскоре Петр пригласил меня на распродажу по талонам дефицитных в то время джинсов и курток. Я занял у друга кое-какие денежки и поехал в институт, где Петр был освобожденным комсомольским секретарем. Ну, а там – слово за слово… Выпили хорошего коньяка, и внезапно соратник по комсомолу пригласил меня развлечься в выходные. Мол, семья никуда не убежит, пока мы с ним смотаемся в соседнюю область. Ну, в общем, чтобы немного отдохнуть и повеселиться. Он обещал, что все будет инкогнито и очень камерно – сауна, девочки и все такое… Нас никто не знает и мы никого не знаем. Мол, он ручается, что до жены информация не дойдет, это условие было для меня главным. Меня не надо было дважды упрашивать. В общем, в ближайшую пятницу мы отправились с Петром в Тульскую область, в Санаторий имени Ленина.