Призрак Бомбея - Шилпа Агарвал Страница 57

Маджи нажала белую пластмассовую кнопку, вырвала трубку из рук Савиты и так свирепо глянула на невестку, что той осталось только уступить.

— Ему нельзя доверять, — прошипела Маджи и принялась набирать номер жреца.

Когда из-за боли Маджи не могла пойти в храм, она звонила жрецу по прямой линии: маленькое вознаграждение за многолетнее щедрое благочестие.

Пошли длинные гудки. Маджи молча считала: семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… Она решила не класть трубку, пока не ответят. Наконец раздался щелчок, и сердитый голос проворчал:

— Пандит-дяш.

Даже разбуженный среди ночи, жрец тотчас узнал низкий голос Маджи. Он обслуживал клиентуру, жившую на Малабарском холме — в самом престижном районе города. О благосостоянии жреца можно было судить по тройным жировым складкам, что свешивались через край дхоти, их сдерживала только священная нить, перетягивавшая грудь. Пандит-дяш негромко выругался, а затем энергично почесал свободной рукой лысину — чтобы кровь прилила к голове и развязался язык.

— Маджи. — Голос в трубке зазвучал слаща-во-приторно. — Саб кунх тхик хай? [168]

— Нет, Пандит-джи. Все очень плохо. Умоляю, приходите.

— Прямо сейчас? — Жрец сверился со своими швейцарскими наручными «фавр-лейба» из нержавейки, подаренными другим богатым клиентом пару лет назад.

«Два часа ночи. Что она о себе возомнила, эта чокнутая, с ее вечными просьбами? Можно подумать, у меня нет клиентов поважнее! Да мне завтра с утра пораньше освящать «мерседес». Нужно быть в форме и хорошо отдохнуть. Я скажу этим Митталам-Фитталам: нет. Решительное нет, нет и нет!» Он возмущенно выпятил раздувшееся пузо.

— Пандит-джи, — напирала Маджи, — вы ведь приедете? Я сделаю очень щедрое приношение.

— Конечно, конечно, — неожиданно для себя сказал Пандит-джи. — Я всегда к услугам моих самых благочестивых семей.

Маджи положила трубку и быстро окинула взглядом свои толстые пальцы, распухшие суставы, пожелтевшие ногти. Она и сама не верила в то, что собиралась сделать. Глянув на Савиту, Маджи замешкалась. Невестка сидела на стуле, приготовившись к наказанию. За долгие годы они нередко обменивались колкостями, но Савита никогда еще столь открыто не дерзила свекрови. Теперь она успокаивала себя тем, что Джагиндера нет дома и он не встанет на сторону матери.

— Помнишь… — начала Маджи, но осеклась.

Савита подняла глаза и прочла на лице Маджи не гнев, а отчаяние.

— Помнишь того тантриста, которого ты вызывала после трагедии?

— Тантриста? — Савита поднесла ладонь к губам, словно сдерживая ругательство. — Но… вы же так рассердились, когда он пришел, что даже не пустили его на порог.

Тогда Маджи не захотела осквернять свой дом черной магией. Но сейчас все изменилось. Сейчас Мизинчик в руках айи, обладающей сверхъестественными способностями. «Мизинчик, Мизинчик, Мизинчик», — мысленно твердила Маджи. Она готова на все, лишь бы вернуть внучку, — даже спуститься в мрачное подземное царство суеверий и бесовщины.

— То было тогда…

— Маджи! Тантрист? Ты уверена? — изумленно спросил Нимиш.

— Парвати знает, как его найти. — Савита поежилась от дурного предчувствия. Долгие годы добивалась она, чтобы Маджи признала законность ее суеверий, но теперь, когда свекровь наконец приняла их, словно обрушились сами основы их мира.

— Парвати! — загудела Маджи, запрокинув голову.

Парвати и Кунтал примчались из комнаты мальчиков с мокрыми тряпками в руках. Следом, словно стряслась новая беда, торопился повар Кандж, готовивший на кухне завтрак.

— Найди мне тантриста.

— Тантриста? — переспросила Парвати, чтобы убедиться, что не ослышалась.

— Да.

Парвати промолчала. Давным-давно она ходила к одному — ее отвел Гулу, когда они с Канджем только поженились и не могли зачать ребенка. «Наступит год, когда ты оставишь всякую надежду. Год, когда дожди польют как из ведра и окончательно смоют прошлое. Лишь тогда ты зачнешь», — сказал тантрист и заставил ее выпить булькающую малиновую жидкость, от которой у нее потом несколько дней шла кровь. С тех пор столько воды утекло, что Парвати посчитала его мошенником. И все же — Парвати пощупала свой живот — у нее задержка уже пять дней. «Не может быть!»

— Найду.

— Приведи сейчас же.

— Я возьму машину. Кандж умеет водить.

Повар обомлел. Он с детства не водил машину. А сейчас его жена хочет, чтобы он отвез ее на задворки Бомбея к этой жуткой твари? Он вспомнил, как Гулу доставил туда Парвати. Кандж умолял ее не пить зелье из козлиной крови и еще чего-то столь же гадкого. Когда у нее потом пошла кровь и она так ослабела, что целый месяц была прикована к постели, Кандж, потрясая кухонным ножом, пригрозил выпотрошить тантриста, словно рыбину. Но он так боялся возвращаться в узкие проулки, полные мерзости и отчаяния, что предпочел остаться за зелеными воротами, в роскошном и безопасном бунгало.

— Пар-ва-ти… — врастяжку проговорил Кандж, желая напомнить, что сотворил с ней этот тантрист.

Но она как ни в чем не бывало откинула косу на спину и пошла за зонтом. Вернувшись, Парвати загнала Кунтал в угол.

— Пообещай мне, — прошептала она, схватив сестру за плечи, — что бы ни случилось, ты ни в коем случае не выйдешь из бунгало.

— Она там, — сказала Кунтал, тяжело дыша. — Она вернулась!

— Не смей выходить!

— Маджи, — Кандж попытался ее уговорить, — не лучше ли пригласить Пандит-джи?

— Он тоже придет. А сейчас мне нужно помолиться.

Кунтал помогла Маджи подняться и проводила ее в комнату для пуджи. Кандж принес халву, свежую воду и листья тулси.

А затем они с Парвати отправились на поиски тантриста в трущобы Дхарави.

Извинившись, Кунтал ушла в парадную гостиную, расположенную за столовой.

Когда они с Парвати впервые появились в бунгало, Маджи смогла поселить девочек лишь в этой гостиной. Кладовка и кухня не годились, а оба гаража во дворе уже были заняты: в одном стояла машина, а в другом жили Гулу и Кандж. Те же общественные условности, что угнетали сестер, внезапно раскрыли перед ними двери самой роскошной комнаты в доме, куда строго воспрещалось входить другим детям, — комнаты, которой пользовались так редко, что обе служанки считали ее своей.

Но, выйдя за Канджа, Парвати переехала в гараж, который Маджи превратила в жилое помещение с туалетом во дворе. При этом Парвати все равно пришлось приноравливаться, и она регулярно жаловалась. «Махарани Кунтал, — язвила она, — надеюсь, вам сладко спалось в ваших царских покоях, пока ваша бедная сестрица не смыкала глаз на скрипучей койке, а ее муж так громко храпел, что даже уличные псы не могли уснуть».