Дату смерти изменить нельзя - Сергей Донской Страница 57

– Спасите!

Очутившись за бортом, он мгновенно пришел в себя и, не дожидаясь помощи соратников, поплыл к девушке. Мысль схватиться за канат и продержаться на нем до того, как наверху начнут действовать, казалась Пьо спасительной. До тех пор, пока в двадцати метрах от него не вынырнула уродливая акулья голова с широко расставленными глазами.

Многообещающе взглянув на человека, акула скрылась из виду. Завороженно следя за серповидным плавником, вспарывающим волны, Пьо повернул обратно, крича во всю силу своих нахлебавшихся воды легких:

– Спасите!.. Акула!.. Спаси-ите-ее!!!

Реакция Председателя была незамедлительной. Бегло оценив обстановку, он принялся отдавать приказы:

– Вы четверо, ты, ты, ты и ты. Взять русского! А ты… – Поймав за рукав пятого юношу, он понизил голос, хотя в этом не было никакой необходимости. Бондарь ни бельмеса не понимал по-корейски, да и не до Председателя ему было.

Обступая капитана со всех сторон, узкоглазая четверка готовилась ринуться в атаку, чтобы повалить Бондаря на палубу и получить доступ к спасательным кругам – тот же превратился во взведенную пружину, успевая следить за каждым из противников, постепенно прижимающих его к рубке.

Поединок на ножах состоит из двух-трех выпадов, после которых кто-то неизбежно выходит из строя. Тут важно не промахнуться и не подставиться. Но еще важнее правильно выбрать момент и направление контратаки.

– Смелее, – бормотал Бондарь, выбирая козла отпущения, – смелее, молодые люди. Идите сюда, ну? Кто хочет попытать счастья?

Молодые люди, похоже, не стремились самоутвердиться и уступали друг другу право первого удара. Это не понравилось Бондарю, поскольку на палубе вот-вот могло появиться подкрепление. Поощряя корейцев к более решительным действиям, Бондарь занялся тем, чего не стал бы делать ни один мастер рукопашного боя. Небрежно двигая кистью руки, Бондарь, разворачивая клинок то так, то эдак, поигрывал им, перебирал рукоятку пальцами. Пару раз он сделал вид, что чуть не выронил кинжал, и этот обманный трюк возымел действие. Наиболее отважный кореец ринулся на Бондаря, издавая протяжный устрашающий клич:

– Ай-йян-нья-аааа!

Это было довольно грамотное нападение – почти непредсказуемое, решительное, стремительное. Кинжал корейца взметнулся от правого колена вверх и, едва не вспоров куртку Бондаря, сверкнул в сантиметре от кончика его носа. На этом короткий поединок завершился. Зрители не сразу поняли, почему юноша стоит столбом со вскинутой рукой, и дружно ахнули, когда сообразили, что клинок отпрянувшего Бондаря обагрен кровью. Он полоснул противника от незащищенной подмышечной впадины до пупа, и кореец оцепенел – не столько от боли, сколько от шокирующей мысли, что все кончено. Не имея представления о том, насколько опасна его рана, кореец выронил кинжал и скрючился, подвывая так тоненько и горестно, словно близость смерти превратила его в маленького мальчика, оплакивающего свою судьбу.

В душе у Бондаря не вспыхнуло ни самой крохотной искры жалости. Краешком уха он слышал истошные крики Пом, уголком глаза он видел, как акула проплыла совсем рядом. Когда чудище разворачивалось для нового захода, его белесое брюхо сверкнуло в сумерках, но этого Бондарь уже не видел. Используя согнутую спину раненого в качестве трамплина, он прыгнул на нее, оттолкнулся и впечатал подошву в ближайшую узкоглазую физиономию. Физиономия клацнула зубами и опрокинулась. Упавшего навзничь корейца следовало бы добить, но времени у Бондаря не было. Он спешил расправиться с остальными, чтобы успеть вытащить из воды бедняжку Пом. Даже застывшая фигура Председателя не интересовала Бондаря. Он делал то единственное, что подсказывал ему инстинкт – защищал слабого, побеждал сильного.

– Н-на!

Как только в поле зрения Бондаря возник третий противник, он принялся рубить наотмашь, кромсая чужие пальцы, запястье и бицепсы. Не успел парень выронить нож из искалеченной руки, как дело дошло до его товарища, совсем потерявшего ориентацию во времени и пространстве, – этот русский действовал не просто быстро, он двигался со сверхъестественной скоростью и проявлял такую же сверхъестественную интуицию.

Ф-фыр. Ф-фыр. Ф-фыр. Трижды взмахнул кореец ножом, имитируя чужую тактику, и трижды промахнулся, даже вскользь не задев увивающегося вокруг него Бондаря. Затем последовали короткие, обжигающие вспышки боли, следующие друг за другом почти без пауз. Почувствовав, как холодная сталь пронзает бедро, юноша упал на одно колено и захлопал глазами, пытаясь понять, как и когда приключилось с ним это несчастье. В следующую секунду он озадаченно уставился на свою разрезанную по диагонали футболку. Последний удар лишил его возможности видеть одним глазом, но это уже не имело значение. Время, отведенное корейцу на то, чтобы воспринимать окружающий мир, истекло. Не издав ни звука, он рухнул лицом вниз, бессмысленно хватаясь за рукоять кинжала. Но не существовало такой соломинки, которая была способна удержать человека, затягиваемого в омут небытия.

Очередная нить жизни оборвалась, а смерть еще только входила во вкус.

Пробираясь к борту, Бондарь на всякий случай сунул нож под ребра подвернувшемуся корейцу, а потом напрочь забыл о предосторожности. Было уже темно, и он не видел, что происходит в море, но вглядываться туда Бондарь не стал. Не это требовалось от него, совсем не это. Вцепившись обеими руками в канат, Бондарь рывками потащил его на себя, надеясь вытащить Пом раньше, чем ее нога или рука перекочует в акулью пасть.

– Остановись! – крикнул Председатель, зачем-то поднявшийся в рубку.

– Да пошел ты! – пропыхтел Бондарь. Канат выбирался из воды на удивление легко, будто ему самому не терпелось вернуться на родной корабль. Причина прояснилась, когда в темноте вспыхнул луч прожектора, позолотивший гуляющие по морю волны. Бондарь выругался и бросил канат, мокрый конец которого оказался измочаленным, словно побывал между зубьями шестеренок. Вода в круге света бурлила, кипела, пузырилась. На поверхности не было ни Пом, ни Пьо, зато из глубины то и дело возникали отвратительные черные рыла, терзающие лохмотья мяса. Одна обезумевшая от алчности акула вцепилась в товарку и по-бульдожьи задергала головой, норовя отхватить кусок побольше. Бондарь отвернулся и, прикрывая глаза от беспощадного света, окинул взглядом поле боя. Двое врагов лежали на раскачивающейся палубе, и просоленные доски не успевали впитывать струящуюся кровь. Остальные держались на безопасном расстоянии, сгрудившись возле входа в нутро яхты. Было непонятно, чем они там занимаются. Нехорошее предчувствие толкнуло Бондаря к кучке корейцев, но его остановил голос Председателя:

– Еще один шаг, и Лизе конец. Хочешь проверить, клюют ли акулы на перекрашенных блондинок?

Приглушив накал свечения, прожектор повернулся в нужном направлении, давая Бондарю возможность оценить серьезность угрозы. Его глаза отчетливо рассмотрели окруженную корейцами Лиззи, однако отказались поверить увиденному. Признать, что к ее горлу приставлены ножи, означало признать поражение.

– Что скажешь? – крикнул Председатель сверху.