Украденные мгновения - Мишель Мартин Страница 56

— Слава Богу! — пылко отозвалась Харли. Он улыбнулся, и его пальцы еще глубже погрузились в сладостную плоть.

— Однако сведения, собранные «Колангко», заставляют предположить, что это будет впервые в твоей жизни. Ты нервничаешь? Не боишься?

— А что, я произвожу впечатление человека, у которого шалят нервы? — спросила она, обхватывая его одной ногой, чтобы облегчить путь его пальцам.

— Ты производишь неотразимое впечатление, — застонал Дункан, приподнимая ее вверх.

Она скинула свои красные ковбойские сапожки и плотно обвила ногами его талию, доведя его почти до исступления, пока он нес ее в спальню.

Она вновь прикусила мочку его уха и принялась ласкать ее со страстью, рушившей всякие сдерживающие помыслы. Только величайшим усилием воли он заставил себя удерживаться на ногах, пока не почувствовал, что наткнулся на кровать. Он устремился вперед, опуская ее на атласное стеганое одеяло.

Обнаженная Харли, раскинувшаяся на серебристом шелке, — ничего более сексуального в своей жизни он не видел.

Не владея собой, Дункан искал ее рот с отчаянным стремлением утолить свою голодную страсть. Он приник к ней, взяв в плен одной лишь силой своего желания, содрогаясь и ужасаясь невозможности контролировать себя. Ее тело, возбуждающее и желанное, изогнулось в ожидании.

Никогда прежде не охватывало его такое безудержное желание подарить удовольствие женщине, любое удовольствие, какое только способно выдержать ее тело. Он буквально упивался телом Харли, а ее вздохи, возгласы и стоны превосходили всякое физическое удовлетворение, которое он мог себе представить. Она извивалась под ним — извивалась от наслаждения, которое он дарил ей, — и ничто не могло сравниться с этим.

Его губы не могли насытиться молочной белизной ее груди, ее пальцы запутались у него в волосах, а тела их слились в единое целое.

Дункан то проводил по ее коже языком, то захватывал ее губами, то слегка покусывал, и все двигался и двигался вниз, к животу, извлекая из уст Харли всевозможные восторженные восклицания.

Оказалось, что ее талия и бедра столь же чувствительны, как грудь и шея. Стоило ему припасть к ним ртом, как она задрожала так сильно, что ему на мгновение показалась, что она уже близка к финалу, и он устремился еще ниже — туда, к самому сокровенному и манящему — ее женской сокровенной сути.

Ее отчаянный вскрик почти довел его до вершины блаженства.

Дункан скользнул еще ниже, покрывая поцелуями ее бедра, а пальцами слегка приоткрывая нежные складки разгоряченного лона. Дункан пьянел от ее запаха, от исступленного сексуального жара, излучаемого ею. Застонав, он наконец проник языком в самое средоточие этого жара, и тут в тишине спальни раздался крик.

Харли то ругалась, то молила его о чем-то, то угрожала и сыпала проклятиями. Он упивался тем, что имеет над ней такую власть.

Дункан испытывал восторг, когда жар ее возрастающей страсти зажигал огонь в его собственной крови. Его язык меж тем не спеша продолжал свое сладостное исследование.

Он поражался той трепетной и чуткой связи, что соединила их и помогала ему понять каждое ее недосказанное слово, каждый ее сдавленный стон, заставляющие его то вести ее дальше к вершине, то возвращаться к легким, едва ощутимым ласкам. А когда у обоих уже не оставалось сил сдерживаться, он приник ищущими губами к упругому набухшему бутону, притаившемуся в недрах ее трепещущей плоти.

Дункан растворился в ее благоухающей плоти, в ее отчаянной жажде достичь блаженства, неведомого ей прежде, и это наполняло его гордостью, которой он не испытывал до сих пор. Он смог дать ей то, о чем она так страстно молила, и это удовлетворяло и восторгало его больше, чем любое иное деяние в его жизни.

— О, моя дорогая, — выдохнул он.

Он ввел два пальца в ее разгоряченную плоть, и она достигла вершины, захлебнувшись отчаянным криком. На каждое его движение она отзывалась всем своим существом, и он почувствовал, что она готова к новому восхождению.

— Я не могу, — выдохнула она. — Пожалуйста, Дункан! — пронзительно вскрикнула Харли, когда он вновь приник губами к ее чувствительной плоти. Она вновь вознеслась ввысь, разлетевшись, казалось, на миллионы крошечных брызг, ливнем обрушившихся на все вокруг.

И на него. Едва владея собой, он медленно двинулся вверх, вдоль ее упругого тела, ощущая ее напряжение и чувствуя, как настойчиво ее пальцы скользят по нему, приглашают его, молят и требуют. Отстраниться от нее в эту секунду в судорожных поисках пачки с презервативами было, пожалуй, тяжелейшим испытанием за всю его жизнь.

Он стоял на коленях, спиной к ней, и его дрожащие пальцы нетерпеливо сражались с кусочком латекса. Он почувствовал прикосновение ее мягкого тела, тесно прижавшегося к его спине и бедрам, в то время как ее руки обнимали его, а пальцы нежно скользили по груди.

— Дункан, пора, — пробормотала Харли ему на ухо.

Смеясь, он повернулся, чтобы вновь утонуть в бушующей пучине ее глаз.

— Меня кое-что отвлекло, — попытался оправдаться он, потянувшись к ее сладостному рту и накрыв ее губы своими.

— Приступим? — с неожиданным кокетством спросила Харли, откидываясь на кровать и увлекая его за собой. — Интересно, что имеется в арсенале у известного плейбоя…

Дункан посмотрел на нее сверху вниз: губы, припухшие от его поцелуев, растрепанные шелковистые волосы, страсть, отразившаяся на ее выразительном лице, страсть, какой ни одна женщина еще не дарила ему.

Что ж, он не разочарует ее.

Теперь он готов раствориться в ней и в сжигающей его страсти.

— Я знаю дюжины вариантов, — выдохнул он, зарывшись губами в нежную белизну ее шеи. — Мы не вылезем из этой постели до тех пор, пока не испробуем их все.

Он легонько куснул ее, и она издала вопль, в котором смешались смех, облегчение и нежданная радость.

Как же, черт возьми, ему удавалось так долго удерживаться от нее на расстоянии?

— Проклятие, Дункан, — взмолилась она, а он всем телом почувствовал биение ее сердца, — сделай что-нибудь с этой болью. Я больше не могу ее терпеть.

Сжав лицо Харли руками и не отрывая от нее взгляда, он вторгся в нее, слившись в единое целое с другой своей половиной. Он познал острое чувство радости, увидев смешавшиеся в голубых глазах боль и страсть, пронзившие все ее существо.

— О-о-о-х! — простонала она, приподнимаясь, чтобы вобрать его в себя целиком — с кровью, плотью, дыханием. — Ты мой…

Завороженный взглядом этих голубых глаз, без колебаний и сомнений принимающих его, Дункан начал медленно двигаться, упиваясь той естественной готовностью, с которой эта женщина открывалась ему. Он неотступно следил за меняющимся выражением ее лица, на котором радость неизведанного наслаждения удесятерялась от открытия того, что и ее собственные движения способны дарить не меньший восторг.