Ножом по сердцу - Сара Дюнан Страница 55

Она лежала в ванне, почти полностью погруженная в воду, только верхушки смоделированных грудей чуть-чуть приподнимались над поверхностью. От их прежней красы не осталось и следа, впрочем, вряд ли теперь в этом можно было винить Мориса Марчанта. Глаза закрыты, точеное лицо уже сделалось серовато-землистым, отекло, даже несколько вздулось. Известно, вода хороший консервант, но, судя по всему, тело лежит здесь уже пару дней как минимум, а при такой духоте оно наверняка начало разлагаться изнутри. Снова мой взгляд упал на грудь. В том месте, где вода подступала к подмышечной впадине, виднелся едва заметный аккуратный шрамик. Гладил ли он его пальцами в момент их любовных встреч, восхищаясь своим мастерством, проверяя, как идет заживление, сравнивая нежность кожи с внутренней упругостью? Может, после подобных изысканных совокуплений обычные ласки казались ему пресными? От одной этой мысли мне стало не по себе. На краю ванны за ее спиной щегольски поблескивало лезвие бритвы, какой обычно женщины пользуются, если подумать страшно о парафине; рядом с бритвой стояли наполовину пустая бутылка виски и стакан.

Сделав над собой усилие, я запустила руку в холодную воду и нащупала руку. Она была ледяная, какая-то вязкая на ощупь и довольно тяжелая. Я подняла ее из воды, и кисть безжизненно запрокинулась, белая как снег, только чернел рваный порез артерии на запястье, через который из тела и ушла жизнь. Страшно представить. Пришла в поисках убийцы, наткнулась на самоубийцу. Вопрос в том, есть ли связь между первым и вторым.

За спиной, точно пушечный выстрел, с треском ударил гром. От неожиданности я уронила ее руку, и меня обдало кровавыми брызгами. Я отскочила, и в ту же секунду меня как током ударило. Я с ожесточением леди Макбет принялась вытирать ладони о брюки. Сколько во всем этом кровавых ран! Вся эта проклятая история исполосована ножом, наполнена женщинами, лишенными уважения к собственному телу.

Из желудка к горлу подкатила волна. Я схватила рулон туалетной бумаги. Стошнило, но самую малость. Однако полегчало. Справившись с головокружением, я бросила взгляд на кучу одежды и стала поднимать ее с пола, придерживая за края, чтоб ничего не повредить. Долго копаться не пришлось. Мягкий-премягкий, из хлопчатобумажного джерси кремового цвета, совсем еще недавно такой стильный свитерок. Теперь перед и рукава сплошь забрызганы темно-бурыми пятнами. Также и брюки сплошь в крови и в чем-то еще. В самом низу обнарушилась и сумка, в каких женщины носят обычно все необходимое, в том числе и ключи от машины. На дне ее — кошелек, бумажник с кредитными карточками и раздутая от содержимого косметичка. Рядом лежал длинный, четких пропорций хирургический скальпель, обернутый окровавленной тканью. Вот он — искомый вскрыватель конверта. Ничего себе шуточка, учитывая содержание раскуроченного письма.

Вернувшись в спальню, я подошла к окну, приоткрыла, потянулась лицом к грозе, жадно и глубоко вдыхая воздух. Никогда еще лондонский дождь не казался мне таким свежим. Все, Ханна, остановись, слышала я у себя в ушах голос Фрэнка. Довольно. Остальное — не твоя забота. Закрывай окно и вызывай полицию. Больше ни к чему не прикасайся, дело завершено.

Телефон стоял у кровати. Я уже стала набирать номер, как вдруг заметила, что от стены тянется второй провод, исчезая в одном из ящиков комода. Я нажала на рычаг и пошла осматривать провод. В нижнем ящике комода оказался автоответчик. Ну, конечно! Этот бодрый голосок постоянно находился тут, даже если отсутствовала его обладательница. Рядом с записывающей головкой яростно поблескивал огонек. Я нажала кнопку, хор лилипутьих голосов взвился, отматываясь назад. Потом надавила на «play».

И точно в трансе слушала свой собственный голос, доносившийся ко мне издалека: частная сыщица, лезущая из кожи вон, выдавая себя за любопытную журналистку. Понедельник, утро, сто лет томуназад. Затем раздался гудок, заговорил иной голос, и я его узнала. Старческий, озабоченный тем, что может упустить ценную для своего казино приманку: «Здравствуй, Белинда! Это Христо Азиакис, сегодня вторник, час дня. По-прежнему жду от тебя звонка».

Потом последовал гудок без сообщения, после него еще один, сопровождаемый взрывом живых звуков, но тоже без слов: мой контрольный звонок сегодня днем от стойки казино «Мажестик»? Ни звука от Мориса. Но, в конце концов, это всего лишь машина. Возможно, если Морис звонил ей во вторник вечером, она была здесь и сама сняла трубку. В аппарате что-то щелкнуло. И еще послышался щелк, только этот уже откуда-то снизу. Дом пуст, а сколько таит внезапных сюрпризов! Что это, кот пытается пробить мордой жестянку с «Китикэтом»? Я прислушалась, но ничего, кроме биения собственного сердца, не услыхала. Взялась за телефон, набрала номер службы спасения. Не успел прозвучать гудок, как снова послышался легкий шум внизу. На этот раз более отчетливо. Настолько, что я тотчас сообразила, что это такое. Шаги. Кто-то шел к лестнице.

Трубка из руки скользнула на кровать, я тихонько прокралась к раскрытой двери и одновременно выключила свет на лестнице и в спальне. Тьма вползла в дом под грохот грозы. Снова шум внизу оборвался. Но теперь ужас сковал меня по рукам и ногам. Какая-то невидимая рука вцепилась мне в кишки. Можно ли в моем возрасте так бояться темноты? Это все из-за Джо, он единственный регулярно заставляет меня трястись во сне от ужаса. Внизу вновь скрипнули половицы, на сей раз приглушенно, — еле слышные шаги по ковровой дорожке, прямо у лестницы. И вот — явные шаги по ступенькам вверх.

Скользнув за дверь, я притянула ее к себе. И тут же уткнулась лицом во что-то прохладное, глянцевое. Телефонная трубка в глубине комнаты затараторила в постельное покрывало:

— Алло! Алло! Служба спасения слушает. Что у вас случилось? Алло, вы слушаете?

Шаги приближались к самому верху лестницы. Я представляла себе, как кто-то вступает на верхнюю ступеньку, как медлит на площадке, прислушивается, всматривается в темноту. Уличный фонарь тускло светил сквозь окно спальни, но кровать оставалась в тени.

— Алло! Алло!

Теперь будут пытаться определить, откуда звонят. Но даже если определят адрес, жертва наверняка умрет от разрыва сердца, пока они заявятся. За двадцать минут столько всего может произойти. В данный момент, сейчас.

В дверном проеме возник силуэт. Сквозь щель я видела лишь что-то темное, расплывчатое. Меня охватила дрожь, в мозг шипом впилось воспоминание о темной сельской ночи и о мужском кулаке. Ухватившись за этот образ, я, как дискобол, метнула его подальше от себя. И смотрела, как он, светясь, исчезает в пространстве. Затем, собравшись с силами, изготовилась прыгнуть на неизвестного, едва тот войдет внутрь.

Но тут дверь резко отвернулась, оставив меня без прикрытия. Сорвав сверху то самое, глянцевое, я с силой кинула его в моего врага. Оно накрыло неизвестного с головой, ослепило, и я успела со всего размаха пнуть его ногой под коленку. Мужик, как стало ясно по голосу, взвыл от боли. Тут я тараном врезалась в него, он рухнул навзничь, но все же сумел увлечь меня за собой.

Издав леденящий душу вопль, я плюхнулась на него верхом и с размаху всадила ему под ребра свои острые локти.