Прах к праху - Элизабет Джордж Страница 54

В дверях она долго вставляла ключ в замок, царапая металлом по металлу, пока не смогла попасть в замочную скважину. Открыв дверь, миссис Уайтлоу повернулась к Линли.

Выглядела она настолько больной, что Линли предложил позвонить ее врачу.

— Все в порядке, — сказала миссис Уайтлоу. — Я постараюсь заснуть. Прошлой ночью я не спала. Возможно, сегодня…

— Пусть ваш врач выпишет вам что-нибудь. Она покачала головой:

— От этого нет лекарства.

— Может, вы хотите что-то передать своей дочери? Отсюда я еду в Малую Венецию.

Ее взгляд переместился поверх его плеча вдаль, словно она обдумывала вопрос. Уголки ее губ были опущены.

— Скажите ей, что я всегда буду ей матерью. Скажите, что Кен не меняет… не изменил этого.

Линли кивнул. Подождал, не добавит ли она еще что-то. Не дождался и спустился с крыльца. Он уже открыл дверцу автомобиля, когда услышал:

— Инспектор Линли? — Он поднял голову. Миссис Уайтлоу стояла на верхней ступеньке, держась за кованые перила, обвитые в этом месте побегом звездчатого жасмина. — Я знаю, что вы делаете свою работу, — сказала она. — Я благодарна вам за это.

Он подождал, пока она войдет в дом и закроет за собой дверь, и направился на север, как и прошлым вечером — под платанами и ясенями Кэмден-Хилл-роуд. По дороге он позвонил Хелен, но попал на автоответчик, извещавший, что ее нет, и предлагавший оставить сообщение.

Чертыхнувшись, так как терпеть не мог автоответчики, Линли тем не менее дождался сигнала и произнес:

— Здравствуй, родная, — и задумался. «Здравствуй, родная» и что? Нашла ли ты оставленное мною кольцо? Понравился ли тебе камень? Ты выйдешь за меня? Сегодня? Сегодня вечером? Черт. Как же он ненавидит эти автоответчики.

— Боюсь, я буду занят до вечера. Поужинаем вместе? Часов в восемь? — Он сделал нелепую паузу, словно ожидал ответа. — День прошел хорошо? — Еще одна глупая пауза. — Послушай, я позвоню, когда вернусь в Ярд. Не занимай вечер. В смысле, если получишь это сообщение, не занимай вечер. Потому что я понимаю, что ты можешь вообще не получить этого сообщения. И если нет, я не могу требовать от тебя, чтобы ты сидела у телефона, верно? Хелен, у тебя уже что-то запланировано на вечер? Не могу вспомнить. Может, мы…

Прозвучал сигнал. Автоматический голос проговорил: «Спасибо за ваше сообщение. Время — три тридцать одна». Связь прервалась.

Линли выругался и положил трубку. Не передать словами, как он презирает эти проклятые механизмы.

Поскольку день был чудесный, в Малой Венеции все еще оставалось много людей, посвятивших день знакомству с лондонскими каналами. Они проплывали на туристических корабликах, слушали пояснения гидов и оживленно приветствовали пересказываемые ими сплетни. Гуляли по набережной, восхищаясь яркими весенними цветами, которые росли в горшках, расставленных на крышах и палубах барж. Бесцельно стояли у разноцветных перил моста Уорик-авеню.

К юго-западу от этого моста заводь Браунинга образовывала неровный треугольник маслянистой воды, по одной стороне которого тоже выстроились баржи. Это были широкие, полномерные плоскодонки, которые когда-то перетаскивались лошадьми по системе каналов, пронизывающих значительную часть южной Англии. В девятнадцатом веке они служили средством транспортировки товаров. Теперь же встали на прикол и превратились в жилища художников, писателей и ремесленников, склонных к внешним эффектам.

Баржа Кристофера Фарадея стояла как раз напротив острова Браунинга — продолговатого, поросшего ивами клочка земли в центре заводи. Пока Линли шел к ней по дорожке, проложенной вдоль канала, его обогнал молодой человек в спортивном костюме. Его сопровождали две тяжело дышавшие собаки, одна из которых нетвердо ковыляла на трех лапах. На глазах Линли собаки опередили бегуна и вскарабкались по двум ступенькам, ведущим на баржу, к которой направлялся и он сам.

Когда Линли дошел до места, молодой человек стоял на палубе и полотенцем вытирал пот с лица и шеи, а собаки — бигль и трехногая дворняжка, которая, видимо, не раз терпела поражение в уличных боях с более сильными противниками, — шумно лакали воду из двух глубоких керамических мисок, поставленных на стопку газет. На миске бигля было написано «сабака», на миске дворняжки — «сабака два».

— Мистер Фарадей? — окликнул его Линли, и молодой человек отнял синее полотенце от лица. Линли предъявил полицейское удостоверение и представился. — Кристофер Фарадей? — повторил он.

Фарадей бросил полотенце на крышу рубки, доходившей ему до пояса, и встал между Линли и животными. Бигль поднял морду, с которой капала вода, и глухо зарычал.

— Все в порядке, — сказал Фарадей.

Трудно было понять, к кому он обратился, потому что смотрел на Линли, а руку положил на голову собаке. Линли обратил внимание на шрам, тянувшийся по голове пса от холки до переносицы.

— Чем могу служить? — спросил Фарадей.

— Я ищу Оливию Уайтлоу.

— Ливи?

— Насколько я понимаю, она живет здесь.

— А б чем дело?

— Она дома?

Фарадей взял полотенце и повесил на шею.

—Идите к Ливи, — приказал он собакам, которые послушно побежали к стеклянному, похожему на беседку сооружению, которое венчало рубку и служило входом. Линли он сказал: — Вы подождете немного? Я посмотрю, не спит ли она.

Не спит? — удивился Линли. Была всего половина четвертого. Неужели она до сих пор занимается своим ремеслом, так что приходится отсыпаться днем?

Фарадей нырнул в беседку и спустился на несколько ступенек. Дверь рубки осталась приоткрытой. Линли услышал резкий лай одной из собак, скрежет когтей по линолеуму или дереву. Он подошел к беседке и прислушался. Там приглушенно разговаривали.

Слова Фарадея едва можно было разобрать. — … полиция… спрашивают… нет, не могу… тебе придется…

Голос Оливии Уайтлоу доносился ясней и звучал гораздо более взволнованно.

— Я не могу. Ты что, не видишь? Крис, Крис!

— … успокойся… все нормально, Ливи…

Послышались тяжелые, шаркающие шаги. Зашуршала бумага. Хлопнула дверца шкафа. Другая. Третья. Довольно скоро шаги приблизились к двери.

— Не ударьтесь головой, — сказал Крис Фарадей.

Он надел брюки от спортивного костюма. Когда-то они были красными, а теперь вылиняли до того же ржавого цвета, что и его курчавые волосы. Для человека его возраста они были слишком редкими, и на макушке светилась маленькая, похожая на тонзуру, плешь.

Линли спустился в длинное, тускло освещенное, обшитое сосновыми панелями помещение. Оно было частично выстлано ковролином, а частично — под большим верстаком, на котором разлеглась дворняга, — линолеумом. На ковре лежали три огромные подушки. Рядом были расставлены пять старых разнокалиберных кресел. В одном из них сидела женщина, с головы до ног одетая в черное. В первую минуту Линли не заметил бы ее, если бы не цвет волос, которые выполняли роль маяка на фоне сосновой панели. Они были ослепительно-белые со странным оттенком желтого и корнями цвета грязного моторного масла. С одной стороны волосы были подстрижены коротко, с другой — отросли так, что закрывали ухо.