Кидалы в лампасах - Сергей Донской Страница 53

Продолжая следить уголком глаза за Вороном, Хват еще раз прошелся взглядом по территории лагеря, который очень скоро станет его личным полем боя.

Норы землянок попытались соединить ходами сообщения, но лишь одну траншею докопали до конца, а остальные бросили, оставив лопаты торчать в земле. Какой-то умник догадался повесить на ветку дуба зеленую тряпку, однако мусульманский флаг, конечно же, не реял в воздухе, а просто уныло свисал вниз, вряд ли наполняя сердца ваххабитов чувством гордости за их великую миссию.

Маскировочную сеть над лагерем натянуть не удосужились, полагая, что густые кроны деревьев отлично скрывают место от обзора с воздуха. Зато над костром был устроен корявый навес, призванный частично рассеивать дым и гасить искры в ночи. Довольно глупая затея, учитывая количество мусора, разбросанного вокруг лагеря. Обнаружить его было не сложнее, чем чирей на заднице.

– Ох и обнаглели же вы, сволочи, – покачал головой Хват, глядя на удалых чеченцев, неспешно встающих с земли и собирающихся в толпу, отдаленно напоминающую шеренгу. – Поезда грабите, вертолеты сбиваете, в Грозный наведываетесь, как к соседу в гости…

Черный Ворон прохаживался перед своими воинами, отдавая им последние инструкции. Хват обратил внимание, что жестикулирует вожак только левой рукой, потому что правую старается не отрывать от автомата, висящего на плече. Это означало, что его авторитет непререкаем… до тех пор, пока в его магазине остаются патроны. Стоило лишь повнимательнее приглядеться к лицам бойцов, внимающих Ворону, и сразу становилось ясно: среди них немало таких, которые спят и видят себя на его месте.

– Защитнички родины, мать вашу чтоб. Патриоты хреновы. Пауки в банке.

Только осторожность помешала Хвату презрительно сплюнуть вниз. Где-то поблизости могли таиться часовые, хотя, учитывая общий бардак, скорее всего они находились возле костра, выковыривая волокна баранины из зубов. Неплохо бы их вычислить и убрать в первую очередь, чтобы не наткнуться ненароком при отходе из лагеря. Впрочем, это не столь важно. Как только отпадет необходимость таиться, Хват сможет пользоваться огнестрельным оружием, а при таком раскладе он готов был сразиться хоть со всем воинством Ворона, чересчур неряшливым, суетливым и бестолковым, чтобы представлять собой реальную угрозу для опытного спецназовца. Махновцы, архаровцы на кавказский лад. И это с ними не может справиться военная машина великой России?

«Бред, полный бред, – подумал Хват, качая головой. – Страна, победившая фашизм, не имеет права пасовать перед горсткой опаршивевших бандитов, шляющихся по горам и лесам. А если это происходит, то что-то неладное происходит в Российском государстве. Неужели рыба, так долго гнившая с головы, уже благополучно испортилась до кончиков плавников? Неужели чеченская, армянская, грузинская и еще черт-те какая нерусская речь, звучащая в Москве, вскоре станет задавать тон всей стране?»

– Надеюсь, я до этого не доживу, – прошептал Хват. – Надеюсь, вы тем более до этого не доживете, – добавил он, глядя на чеченских боевиков.

Две трети их уже направлялись в лес, постепенно выстраиваясь в затылок друг другу. Восемь человек во главе с Вороном остались на поляне, провожая уходящих отнюдь не печальными взглядами. В их распоряжении оставались запасы еды, выпивка, девушка, которую можно будет поочередно насиловать, покалывая ее ножами, пока она не умрет от обилия впечатлений. Но все это были детские игрушки в сравнении с тем сюрпризом, который ожидал их в самом ближайшем будущем.

– Я иду, – предупредил Хват, соскальзывая с дерева в непринужденной манере, которой позавидовал бы сам Маугли.

Он увидел все, что хотел увидеть. Он узнал все, что должен был узнать. Теперь он шел искать, и горе тому, кто не успеет спрятаться.

* * *

Долгий летний день постепенно перетекал в такой же долгий летний вечер.

Черный Ворон спустился в свою землянку, двое боевиков скрылись в другой, еще двое, позевывая, шатались вокруг лагеря, что называлось здесь патрулированием. Остальные спали, развалившись прямо на земле, кто в тени, кто, наоборот, подставив лица солнечным лучам, просеянным сквозь листву.

Всего их было девять человек, каждый со своим именем, характером, каждый со своей биографией. В том, что все эти разные люди, родившиеся в разных местах, в разное время, должны были умереть почти одновременно, здесь и сейчас, заключалась единственная справедливость, доступная отставному капитану спецназа Михаилу Хвату.

Он настиг часовых, когда те, испытывая тяжесть в набитых пищей животах, уселись рядышком на пригорке, обмениваясь то репликами, то нечленораздельными пофыркиваниями и потрескиваниями. Оба умерли со спущенными штанами, что считается большим позором для мусульман. Оба умерли в кучах собственного дерьма, предлагая мухам выбирать, что именно придется им по вкусу больше. Их веки еще подрагивали, а пальцы скребли землю, когда Хват с окровавленным «союзником» в руке зашагал дальше, не оглядываясь.

Через несколько минут он добрался до четверых боевиков, разлегшихся под деревьями. Ни одному из них не было суждено очнуться от сладкого послеобеденного сна. Кому-то виделось, как он, маленький, убегает от волка, кто-то женился, кто-то хоронил родителей, кто-то просто плескался в море, которого ни разу не видел. Нормальные сны, нормальные человеческие эмоции. Но Хват убивал этих людей не за то, что им снилось, а за то, как они жили, поэтому его рука ни разу не дрогнула, а взмахи ножа были выверенными и точными, как у хирурга, удаляющего раковые опухоли.

Покончив с боевиками, он бесшумно приблизился к землянке, завешенной дырявым одеялом, в которой ровно гудел генератор и звучали голоса двух местных умельцев, хваставшихся друг перед другом своими познаниями в области современной техники.

– Видал, брат, как здорово я справился с этой штукой?

– Нет, брат, это я нажал нужную кнопочку.

– Э-э, что ты говоришь такое, даже обидно слушать! Кнопочка тут ни при чем. Вот он, краник, который был повернут неправильно. Я его поставил на место, и чик! Заработало!

– Выдумываешь ты все. Дело было в кнопочке. Как только я нажал ее, забегали огоньки и загудело. А твой краник ничего не значит.

– Ты, брат, наверное, обидеть меня хочешь. Наверное, считаешь себя таким умным-умным, а меня таким глупым-глупым?

– Никто не говорит, что ты глупый. Ты умный, ты очень умный. Но все же я старше тебя на три года, а потому немножечко умнее.

Эти препирательства могли длиться до бесконечности, но слушать похвальбы двух темных недоумков надоело уже на первой минуте.

Поднырнув под одеяло, Хват очутился в душной полутемной норе, освещенной лишь керосиновой лампой, посмотрел в две пары глаз, отражающих огонек этой лампы, и артистично взмахнул ножом: сначала снизу вверх, потом – наоборот, потом – как бы дважды перечеркивая дело рук своих. Оба вскочивших при его появлении боевика синхронно схватились за свои окровавленные глотки и запоздало попытались кричать, хотя какие к чертям собачьим могут быть крики с перерезанными трахеями, аортами и голосовыми связками. Они даже увидеть своего убийцу не могли по причине крови, заливающей им глаза: это был результат двух последних взмахов, в общем-то лишних, но зато профессиональных.