Храм украденных лиц - Екатерина Красавина Страница 52

— Да… Любовь Андреевна. Надо же… Нам будет ее очень не хватать. Она была прекрасным специалистом. Настоящим профессионалом своего дела, — сказал главврач Роман Александрович, высокий полный мужчина с пышными усами, и сокрушенно покачал головой: — Прямо не верится, что ее больше нет.

Они с Витькой сидели в кабинете главврача.

Губарев подумал, что не надо говорить о нищете медицины, достаточно побывать в государственной больнице, такой, как эта, и тогда все вопросы отпадут сами собой. Здание требовало капитального ремонта, палаты были битком забиты. Медикаментов не хватало. Тогда как зайдешь в любой офис фирмы средней руки: шик, блеск, евроремонт, кожаные кресла и диваны. А тут…

— Н-да! Вы говорите, что ее убили. Кому это понадобилось? Может быть, идет охота на врачей? Помните, одно время профессоров убивали? Вдруг новый маньяк объявился? — спросил главврач.

Зазвонил телефон.

— Да… Конечно… понимаю… Мы ничего не знаем, вы были ответственны за поставку оборудования. Хорошо. Жду.

Повесив трубку, Роман Александрович повернулся к ним:

— Мы собираемся организовать похороны Кузьминой. Она была человеком одиноким, поэтому мы все берем на себя.

— Сейчас тело находится в морге на экспертизе. Когда его можно будет забрать, мы сообщим вам. У меня к вам вопрос: вы не заметили в последнее время в поведении Кузьминой что-нибудь необычное?

— Вы знаете, об этом вам лучше побеседовать с заведующим отделением, где работала Кузьмина. Сафиулиным Ринатом Эльдаровичем. Я не так уж часто общался с Кузьминой. Он вам больше расскажет о ней.

Снова зазвонил телефон.

— Кто? Да. Это я. Пока никаких результатов. Позвоните на следующей неделе. Что? Нет, ничего не могу сказать. Давайте я сам побеседую с ним. — Прикрыв трубку рукой, Роман Александрович обратился к милиционерам: — Я вам больше не нужен?

— Пока — нет. Скажите, где найти заведующего отделением?

— На третьем этаже. Как подниметесь, сразу направо. Там будет кабинет Сафиулина. Спросите. Вам подскажут, где он.

— Хорошо. Они с Витькой вышли из кабинета и пошли к лифту.

— А зачем нам лифт? Пошли пешком.

Сафиулин был на месте. Поджарый мужчина среднего роста с волнистыми седыми волосами. Он жестом предложил им сесть и спросил:

— Вы надолго? Просто у меня скоро операция.

— Нет, — ответил Витька.

— Вы не обратили внимание, были ли в последнее время какие-нибудь странности в поведении Кузьминой? — спросил Губарев.

— Да нет. Все, как всегда. Она вообще-то была довольно замкнутым человеком. И ни с кем близко не общалась. Кроме медсестры, Барановой Людмилы.

— Не говорила ли вам Кузьмина, что она собирается уходить с работы?

— Уходить? — Удивление Сафиулина было неподдельным. — Нет. Во всяком случае, ни о чем таком я не слышал.

— Она что-нибудь говорила вам о своем бывшем супруге — Лактионове Николае Дмитриевиче?

Мы знали, что он — хирург в области пластической медицины. И у него своя клиника. Вот и все. Больше она ничего не рассказывала нам.

— Спасибо за информацию. Баранова сегодня в больнице?

— Да. Сегодня ее дежурство. Она — в коридоре. За своим столом. Если ее там нет, то она в одной из палат.

Баранова находилась в палате. Губарев вызвал ее в коридор.

— Сейчас, одну минуту. Только лекарство двум больным дам.

Через пять минут Баранова освободилась. Маленького роста, пышные рыжие волосы, нос, усыпанный веснушками.

— Пойдемте в комнату старшей медсестры. Там сейчас никого нет, — предложила она.

Комнату нещадно заливало солнце. Позднее осеннее солнце. Баранова взяла длинную палку и поправила шторы. Но все равно оставалась небольшая щель, в которую врывался поток света и слепил майору глаза. Он переставил стул вправо. Ближе к стене.

Она села на стул и глубоко вздохнула:

— Это по поводу Любы, да?

— Вы угадали.

И тут она принялась плакать. Тихо, почти бесшумно. Без всхлипов и причитаний.

— Как вспомню Любу, так не могу от слез удержаться. Извините, — прошептала она.

— Ничего. Мы понимаем.

— Так жалко ее. Ужасно! Она была таким хорошим хирургом. И человеком добрым. Только… это между нами… ее мало ценили. И такое отношение задевало ее. Хотя внешне она не показывала этого. Со стороны она казалась покладистой, мягкой. Но… Люба была гордым человеком, с чувством собственного достоинства. Ей хотелось, чтобы ее ценили, признавали. — Баранова достала из кармана носовой платок и промокнула глаза.

— Она говорила вам, что хочет уйти с работы? — спросил Губарев.

— Да. Все время. Но это не так просто. Если бы было место, она бы ушла.

— А про то, что она хочет открыть собственную фирму, вы знали?

Баранова вскинула на Губарева глаза.

— Нет. Про это она мне ничего не говорила. Для этого ведь нужны деньги. Где Люба могла их взять?

— Что она рассказывала вам о своем бывшем муже? Лактионове?

— Люба говорила о нем с обидой.

— С обидой? — перебил ее Губарев. — Почему?

— Ну… понимаете, Люба считала, что судьба обошлась с ней несправедливо. Она тоже талантливый медик, но реализовать себя полностью не смогла. И она мне неоднократно говорила об этом. А ее муж сделал хорошую карьеру. Имя. Открыл собственную клинику. Люба немножко завидовала ему и говорила, что Коля — любимчик фортуны. Он не упускает своего.

— Людмила Викторовна, говорила ли вам Кузьмина о том, что собирается попросить денег у своего мужа для открытия собственной клиники?

Баранова несколько раз отрицательно качнула головой.

— Название «Велан» вам ни о чем не говорит?

— «Велан»? — она наморщила лоб. — Нет. Впрочем… «Велан» Да, вспомнила: это по-моему, название сибирской деревушки, куда Люба с Лактионовым в студенческие годы ездили отдыхать вместе с молодежной компанией. Велан, Веланы. Деревушка называлась — Веланы. Если я ничего не перепутала. Она так интересно описывала все это! Костры, гитара. Купание в студеной воде. Люба говорила, что они с мужем любили купаться в горных реках, холодных источниках. Она жалела потом об этом, так как считала, что именно по этой причине у нее впоследствии не было детей. Застудилась в молодости.

— А еще что-нибудь она говорила о Лактионове? « Его женах?

— Очень мало. О второй жене, не помню, как ее зовут, что она — стерва порядочная. А о последней… — Баранова запнулась.

— Говорите, — подбодрил ее майор.

— Неудобно как-то получается… Люба была хорошим человеком.