Гроза из преисподней - Джим Батчер Страница 51

Когда я подрос, это ощущение только усилилось. Я видел отца. Я думаю, я видел его таким же, каким видела его она – милым, славным, мягким человеком. Немного наивным, но честным и добрым. Человеком, который заботится о других и мало заботится обо всем остальном. Я понимаю, за что она любила его.

Я так и не успел подрасти настолько, чтобы сделаться его ассистентом, как он мне обещал. Он умер ночью, во сне. Аневрия, объяснили врачи. Я нашел его, уже остывшего, с улыбкой на лице. Возможно, умирая, он видел во сне маму. И, глядя на него, я в первый раз в жизни ощутил себя полностью, совершенно одиноким. Я понял: что-то ушло и никогда больше не вернется. Понял, что внутри меня образовалась пустота, которая никогда больше не заполнится.

Вот так я чувствовал себя и теперь, той дождливой весенней ночью в Чикаго, бродя по улицам. Дыхание вырывалось у меня изо рта клубами пара, правый сапог поскрипывал на каждом шагу, а из головы все не шли умершие люди.

Наверное, не стоит удивляться тому, что, прошатавшись несколько часов, я оказался у двери в квартиру Линды Рэндалл. Полиция давно уехала, свет погас, а зеваки-соседи мирно спали по постелям. В доме царила тишина. Восточная часть небосклона не начинала еще светлеть, но где-то неподалеку, на подоконнике или на крыше, уже щебетала какая-то ранняя птица.

Силы мои были на исходе. Я не думал больше вообще ни о чем, не говоря уже о каких-нибудь спасительных идеях. Убийца сложит заклятье, чтобы убить меня, в следующую же грозу, а судя по воздуху, это могло случиться в любую минуту. А если меня не убьет он, Морган наверняка сумеет убедить Белый Совет в том, что меня нужно казнить, и случится это уже в понедельник утром. Если это дело дойдет до Белого Совета, у меня не останется ни единого шанса.

Я прислонился к двери в Линдину квартиру, крест-накрест заклеенной черно-желтым полицейским скотчем с надписью: «ПОЛИЦИЯ – НЕ ЗАХОДИТЬ». Я не соображал, что делаю, пока не произнес заклинания, открывающего двери, не отодрал нижнюю полосу черно-желтой ленты и не вошел в квартиру.

– Это же глупо, Гарри, – сказал я сам себе. Наверное, я был не в настроении прислушиваться к собственным советам. Я обошел комнату, принюхиваясь к запахам ее духов и крови. Кровь еще не вытирали. Должно быть, позже этим придется заняться домовладельцу. Не знаю. Подробности вроде этой в кино не показывают.

Потом я обнаружил, что лежу на полу, на ковре у огромной Линдиной кровати. Я лежал на боку, свернувшись калачиком, спиной к кровати, а лицом к откатной стеклянной двери, которая вела в ее маленький, мощеный бетонной плиткой дворик. Мне не хотелось ни идти куда-нибудь, ни делать что-нибудь. Бесполезно. Все бесполезно. Я все равно умру, если не завтра, то послезавтра – наверняка.

Хуже всего то, что мне было на все это наплевать. Я так устал от всего того волшебства, которое мне пришлось творить, от ходьбы, от синяков и ссадин, от недосыпа. Было темно. Темно со всех сторон.

Кажется, я заснул. После всего, что случилось, мне просто необходимо было поспать. Во всяком случае, я не помню ничего до того момента, когда я проснулся от бившего в глаза солнца.

Я зажмурился и прикрыл глаза рукой. Утро у меня вообще не самое любимое время суток. Солнце уже выглянуло из-за крыш домов на противоположной стороне улицы, и веселые весенние лучи струились сквозь занавески на Линдином окне прямо мне в мозг. Я пробормотал что-то и повернулся на другой бок, лицом к приятной темноте под Линдиной кроватью, спиной к теплому свету.

Но я не уснул. Вместо этого я обозлился на самого себя.

– Что, мать твою, ты делаешь, Гарри? – громко, в голос спросил я.

– Лежу, чтобы подохнуть, – равнодушно отвечал я себе же.

– Черта с два, – заявила та часть меня, что оказалась умнее. – Вставай с пола и марш за работу.

– Не хочу. Устал. Уходи.

– Не так ты и устал, раз говоришь сам с собой. А значит, не настолько и для того, чтобы убрать задницу из крокодильей пасти. А ну открывай глаза! – настойчиво потребовал я.

Я съежился, не желая подчиняться какому-то там себе, но глаза все же открыл. В солнечном свете квартирка Линды Рэндалл казалась почти праздничной, окутанной тонким слоем позолоты – все еще пустая, но согретая какими-то добрыми воспоминаниями. Недалеко от моего лица лежал под кроватью школьный календарь, заложенный в нескольких местах фотографиями. Рядом лежала фотография в рамке: совсем еще юная Линда Рэндалл со счастливой улыбкой на лице, ничуть не похожей на ту, которую я видел у нее всего позавчера. Она стояла в мантии выпускницы университета, стояла с симпатичного вида парой лет пятидесяти. Наверное, ее родители, решил я. Она казалась счастливой.

А еще чуть дальше, на самой границе освещенного утренним солнцем пятна, лежал маленький красный цилиндрик с серой крышечкой.

Мое спасение.

Я выудил его из-под кровати. Я весь дрожал. Я встряхнул коробочку, и в ней что-то застучало. Я открыл ее и вытряхнул пленку на ладонь. Хвоста из кассеты не торчало: значит, пленку отсняли, но еще не проявляли. Я убрал ее в коробочку, снова защелкнул крышку, порылся в карманах ветровки и достал другую коробочку – ту, что нашел рядом с озерным домиком Виктора Селлза. Коробочки были неотличимы друг от друга.

Мысли мои крутанулись в голове и устремились по новому следу. Находка открывала передо мной целый ряд возможностей, и где-то там, среди них, таилась одна, дававшая мне шанс выбраться из всего этого живым, спасти все, что продолжало пока висеть на волоске.

И все же кое-что оставалось неясным. Я не знал точно, что происходит. Зато у меня появилась потенциальная зацепка – связь между расследуемыми убийствами и оборванными поисками пропавшего мужа Моники Селлз, Виктора. У меня появилась еще одна нить, только времени на то, чтобы ее распутать, оставалось совсем немного. Мне ничего не оставалось, как встать и быстро, как можно быстрее взяться за дело. Хорошего чародея не так-то просто одолеть.

Я вскочил, подобрал с пола свои посох и жезл, и двинулся к двери. Меньше всего мне нужно было, чтобы меня отловили на опечатанном полицией месте преступления. Меня бы просто-напросто арестовали, сунули в камеру, и я был бы мертв, не успев даже предстать перед судом. Я уже заглядывал вперед, планируя свои дальнейшие шаги: попытаться найти фотографа, приезжавшего на озеро к дому Виктора Селлза, потом проявить эту пленку и посмотреть, действительно ли на ней запечатлено нечто, ради чего кто-то мог убить Линду Рэндалл.

Именно в эту минуту я услышал какой-то шум и застыл. Шум повторился – негромкое царапанье.

Кто-то повернул ключ во входном замке и отворил наружную дверь.