В чертополохе - Иван Дорба Страница 51

Ксению разбудил настойчивый звонок. «Неужели эвакуация?» — подумала она, прислушиваясь, как мать в соседней комнате, шлепая туфлями, направилась в прихожую и сонным голосом начала переговариваться со стоявшим по ту сторону двери человеком, в котором Ксения узнала служителя больницы Игната. «Значит, все-таки эвакуация, мы сдаем Витебск!» — заключила она, продолжая лежать с закрытыми глазами, словно решая трудную задачу.

Мать отворила в комнату дверь, подошла, присела на постель и тронула за плечо.

— Вставай, Ксюша, Игнат приходил, велено в больницу явиться: раненых после ночного артобстрела привезли. Неужто немцы город возьмут? Не дай, Господи!

— Мама, ты ведь знаешь, что еще вчера в облздраве мне поручили организовать у нас на Марковщине туберкулезный диспансер и возобновить работу амбулатории при фабрике. Мероприятия советских органов направлены на прекращение в городе нездоровой паники. Отобьют фашиста, еще как отобьют!

— Отобьют, говоришь? — с сомнением покачала старуха головой. — Дай-то, Господи! Чего только на своем веку видеть не довелось! Пойду завтрак готовить.

— Не беспокойся, я в больнице поем, — и Ксения начала одеваться.

Вскоре она уже шла по дорожке к мостику через Витьбу. Был жаркий тихий день. Пряно пахла липа. Мирно жужжа, в воздухе носились пчелы. После многодневной засухи речка совсем обмелела, превратившись в ручеек, перетекавший из лужицы в лужицу. Свернув на Смоленскую, она заспешила было к трамвайной остановке, но остановилась. Екнуло сердце, на душе стало тревожно. Женщины, старики, подростки и дети (мужчин было мало) с узлами, корзинами, чемоданами с озабоченными лицами шли в сторону Замковой улицы.

«Эвакуация, идут на вокзал! Может, и мне вернуться? Собрать вещи и… А как же раненые? — подумала Ксения. — Нет!»

У обкома партии и старой ратуши стояли машины-полуторки, тут же толпился народ, грузили какие-то ящики. В конце Суворовской горел дом.

На северо-западе глухо погромыхивало. Била тяжелая артиллерия. У горсовета собралась толпа, люди настороженно, затаив дыхание, с надеждой и скрытым недоверием слушали военного. Ксения подошла поближе.

— Идут бои, — объясняет военный со шпалой в петлицах, — понимаете? Идут бои! Город приказано отстоять! Понимаете? Отстоять? Мы эвакуируем только тыловые учреждения. Понимаете? Не поддавайтесь панике, товарищи! Вы все узнаете по радио. Панику сеют диверсанты, шпионы, скрытые враги советской власти. Паникеров мы будем наказывать со всей строгостью военного времени. А теперь, товарищи, расходитесь на рабочие места. — И он сделал довольно выразительный жест.

В этот миг кто-то взял Ксению под руку. Она вздрогнула и оглянулась. Это был ее двоюродный брат Леонид Евгеньевич Околов, преподаватель истории в пединституте.

— Ксения, дорогая, ты веришь этому энкаведисту? — Он кивнул в сторону капитана. — Типичная тыловая крыса, они берегут свои шкуры! Они боятся немцев!…

— Зачем ты так? Как не стыдно? Капитан выполняет приказ. Что будет, если начнется паника!…

— Я не достиг вершин большевистского миропонимания! Мне всегда казалось, что их религия начинается в желудке и кончается в сортире. Война не только повивальная бабка полководцев, но она и испытание для их армий. Всюду уже царит паника! Вся Россия охвачена страхом, войска бегут, а вожди в прострации! А что же нам-то, сестрица, делать?

— Успокойся, ты сам в панике, — остановилась Ксения.

Он выпустил руку Ксении и горячо продолжал:

— Я гордился тем, что родился в Витебске, а теперь мне стыдно за своих горожан, которые его позорят. Наш славный город упоминается в древних летописях. Основала его княгиня Ольга. Через Витебск шел путь из варяг в греки. В двенадцатом веке Витебск на какое-то время входил в Великое Литовское княжество, в тысяча… а в тысяча четыреста сорок первом году окончательно присоединен к Литве. Поэтому и такое смешение народов, поэтому и уния, поэтому немецкие историки считают его чуть ли не немецким городом. И если Германия победит, то Литву, Витебск и Полоцк Гитлер приберет к своим рукам! Это ведь катастрофа! Здесь, в Витебске, дважды пытали Кочубея и Искру. «И стояли они крепко, что не было от иных народов им посылки для возмущения…» — как докладывал царю Петру Головкин…