Дом на полпути - Эллери Квин Страница 51

— Лично на меня впечатления принца крови он не произвел, — сухо высказался Эллери.

— Он сейчас не совсем спокоен. Хорошая семья, денег куры не клюют.

— И напрочь лишен серого вещества.

— Вечно вам надо сказать какую-нибудь гадость. Хотя, боюсь, это правда. Теперь я вижу, что все это были представления глупой девчонки. Думаю, это простительно, как вы полагаете?

— Думаю, да.

— Видите ли, — она улыбнулась невеселой улыбкой, — я и сама не намного от него ушла. Раньше.

Эллери некоторое время молча вел машину. Андреа снова опустила веки. «Дюзенберг» пожирал милю за милей и разматывал их позади непрерывной снотворной лентой. Эллери пошевелился:

— Вы забылись.

— Что?

— Если кто-нибудь, скажем Билл Энджел, надавит на вас, если продолжить эту тошнотворную метафору...

— О! — Она помолчала и вдруг рассмеялась. — Здесь я могу судить о себе по достоинству. Никому еще это не удавалось. Молоко человеческой доброты.

— Немного свернувшееся? — вкрадчиво протянул Эллери.

Она быстро выпрямилась.

— Что это все значит, Эллери Квин?

— А вы не знаете?

— И потом, при чем тут Билл Энджел?

Эллери пожал плечами:

— Прошу прощения. Я думал, мы играем по установленным правилам честности, но, вижу, ошибался.

Он не отводил глаз от дороги, а она — от его спокойного неподвижного профиля. Но через некоторое время губы Андреа дрогнули, она отвела взгляд.

— Отличный денек, не правда ли? — наконец вымолвил Эллери.

— Да, — глухим голосом ответила она.

— Небо голубое. Поля зеленые. Дорога белая. Коровы коричневые и красные — когда вы их видите. — Он помолчал. — Когда вы их видите.

— Я не...

— Я сказал: когда вы их видите. Не всем дарована такая возможность, знаете ли.

Она оставалась совершенно спокойной, и он подумал, что она не расслышала; он бросил на нее быстрый взгляд. Ее щеки были белее дороги. Пряди белокурых волос трепались на ветру и, казалось, уносились с ветром. Пальцы теребили шляпу на коленях.

— Куда? — грудным голосом спросила она. — Куда вы меня везете?

— А вам куда бы хотелось?

Глаза ее вспыхнули. Андреа приподнялась на сиденье; ветер с силой ударил ее, и она схватилась за верх ветрового стекла, чтобы удержаться.

— Остановите машину! Остановите машину, я вам говорю!

«Дюзенберг» послушно съехал на обочину и остановился.

— Остановились, — спокойно констатировал Эллери. — Теперь что?

— Поворачивайте! — крикнула она. — Куда мы едем? Куда вы везете меня?

— Посетить кое-кого, — все так же спокойно объяснил Эллери, — лишенного такого зрительного многообразия. Боюсь, эта несчастная может созерцать только кусочек неба с вашу ладонь. Мне подумалось, что было бы неплохо, если бы кто-то сегодня... встал на ее место... стал ее глазами... хоть на миг.

— На ее место? — прошептала Андреа.

Он взял ее руку; она лежала между его ладоней, безжизненная и ледяная.

Так они сидели довольно долго. Мимо пронеслась машина, потом молодой человек в небесно-голубой форме дорожной полиции штата Нью-Джерси медленно проехал на мотоцикле, оглянулся, повертел пальцем у виска и умчался, нажав на газ. Солнце нещадно палило; на лбу и носу Андреа выступили мелкие капельки пота.

Затем она опустила глаза и убрала руку. Она не произнесла ни слова.

Эллери завел свой «дюзенберг», и большая машина двинулась вперед в том же направлении, в котором двигалась прежде. Между бровей у него пролегла едва заметная складка.

* * *

Амазонка в форме внимательно посмотрела на них, отступила в сторону и махнула на кого-то в полутемном коридоре крупной рукой, как у дорожного полицейского.

Они услышали шаги Люси прежде, чем увидели ее. Звук был ужасный: какое-то замедленное шарканье, в этом было что-то похоронное. Они напрягли зрение по мере приближения этого шарканья. В нос бил одуряющий удушливый запах: это была какая-то грубая смесь из карболки, кислого хлеба, крахмала, старой обуви, зловония умывальника.

Наконец появилась Люси. Ее безжизненные глаза чуть просветлели, когда она увидела их за разделительной железной сеткой, вцепившимися в сетку, как обезьянки в зоопарке. Они смотрели так напряженно и пристально, что могли сойти за театральных зрителей.

Шарканье ускорилось. Она вышла в своих неуклюжих сабо, протянув к ним вялые руки.

— Я так рада. Как это мило с вашей стороны. — Ее глубоко ввалившиеся глаза, полные боли, чуть не смущенно посмотрели на Андреа. — Я вас обоих имею в виду, — мягко добавила она.

На нее было больно смотреть. Было такое впечатление, что ее пропустили через стиральную машину и выжали всю прелесть прекрасного некогда тела. Кожа утратила тот особый оливковый тон и приобрела землистый оттенок, больше говоривший о смерти, чем о жизни.

Андреа не сразу смогла заговорить.

— Здравствуйте, — наконец выдавила она вместе с подобием улыбки. — Здравствуйте, Люси Уилсон.

— Как поживаешь, Люси? Выглядишь ты ничего, — проговорил Эллери, заботясь только об одном: чтобы ложь звучала как можно естественнее.

— Хорошо, спасибо. Очень хорошо. — Люси замолчала. По лицу ее вдруг пробежала тень: так смотрит загнанное животное, но она тут же взяла себя в руки. — А Билл пришел?

— Думаю, придет. Когда ты видела его последний раз?

— Вчера. — Она вцепилась бескровными пальцами в сетку. Лицо ее сквозь ячейки напоминало плохую гравюру, сделанную с фотографии, отчего получилось что-то размытое и двоящееся. — Вчера. Он приходит каждый день. Бедный Билл! Он так плохо выглядит, Эллери. Хоть бы ты поговорил с ним. Напрасно он так себя изводит. — Голос ее словно уплывал. Можно было подумать, что все, что Люси говорит, она говорит машинально, как нечто, лежащее на поверхности сознания, и произносит лишь для того, чтобы защититься от подлинных мыслей, одолевающих ее.

— Ты же знаешь Билла. Он страсть как любит о ком-нибудь заботиться.

— Да, — произнесла Люси тоном ребенка; на губах ее появилась призрачная улыбка, такая же слабая, как голос. — Билл всегда был таким. Он сильный. Он всегда на меня... — голос ее поднялся, упал, снова поднялся, словно удивленный собственным существованием, — хорошо действует.

Андреа хотела что-то сказать, но промолчала. Ее пальцы в перчатках тоже вцепились в ячейки сетки. Лицо Люси было близко. Пальцы ее на стальной проволоке вдруг сжались.

— Как с вами здесь обращаются? — торопливо спросила она. — Я имею в виду...

Люси медленно перевела взгляд на Андреа. Ее глубокие глаза, как и голос, словно были прикрыты стеклом, огораживая от реальности, свободы, внешнего мира.