Артур Конан Дойл. Долина Ужаса. Эдгар Уоллес. Совет юстиции - Эдгар Уоллес Страница 50

Он посмотрел на сцену, но женщины там еще не было.

– Расскажи, что случилось, Петр! – взмолился десяток голосов, но маленький человечек, у которого на белесых ресницах уже поблескивали слезы, лишь отмахнулся.

Пока что из его невразумительных слов было понятно лишь одно: женщина из Граца испугалась.

Но и этого было достаточно.

Ибо то была та самая женщина (вернее, девушка, еще недавно совсем ребенок, которой только предстояло окончить обучение где-то в Германии), которая однажды всколыхнула весь мир.

Началось все с обычного собрания в одном небольшом венгерском городке, на котором обсуждались насущные вопросы общества и планы на будущее. После того как мужчины закончили поносить Австрию, поднялась она. Девчушка в короткой юбочке, с двумя длинными косами и тоненькими ногами, нескладная, плоскогрудая, с узкими бедрами, – вот что в ту минуту увидели мужчины, которые, скрывая улыбки, думали, зачем понадобилось отцу девочки приводить ее на собрание.

Но ее слова… Два часа она говорила, и два часа никто из мужчин не шелохнулся. Маленькая угловатая девочка, полная громких фраз, услышанных в основном дома на кухне старого Йозефа. Но она вложила в эти трафаретные фразы огромную силу, сплела их в единую нить, чудесным образом вдохнула в них жизнь.

Говоря откровенно, все это было набором старых, очень старых прописных истин. Но когда-то нашелся такой человек, гений, давно уже покоящийся в могиле, который поставил эти истины на службу революции, и переплавленные в пламенном горне его души, они стали вдохновлять людей на великие и страшные поступки.

Так появилась женщина из Граца, Грачанка. О ней стали говорить, ее речи перевели на множество языков. И она росла. Тонкое лицо щуплой девочки налилось, плоская грудь округлилась, ломаные линии фигуры приобрели мягкость и плавность, и никто не заметил, как она превратилась в красавицу.

Слава ее росла вместе с ней, потом ее отец умер и она уехала в Россию.

После этого произошло несколько эксцессов, как-то:

1. В главном московском полицейском управлении в личном кабинете неизвестной женщиной застрелен генерал Малов.

2. В Петрограде на улице неизвестной женщиной застрелен князь Хазаларков.

3. Полковник Кавердавсков погиб от руки неизвестной, метнувшей ему под ноги бомбу. Женщина сбежала.

Слава Грачанки сделалась еще громче. Несколько раз ее арестовывали, дважды она подвергалась порке, но это ничего не дало: признаний полиция так и не услышала, а доказательств ее вины не было… и она была очень красива.

И вот, под бурю оваций и приветственные крики делегатов, она наконец ступила на сцену и заняла место предыдущего оратора рядом с красным столом.

Женщина подняла руку, и в зале стало тихо. Тишина была до того полная, что первые ее слова прозвучали резко и пронзительно, но это объяснялось тем, что, подымаясь на платформу, она настроилась перекрикивать гомон. Впрочем, она быстро перешла на обычный тон. Держалась она спокойно, соединив руки за спиной, совсем не жестикулировала и чувства свои передавала переменой интонаций красивого голоса. Можно сказать, что сила ее выступления заключалась не в том, что сказано, а в том, как сказано, поскольку, говоря о праве угнетенного на свержение угнетателя, о божественной природе насилия, о святости жертвоприношения и мученичества во имя просвещения, она лишь несколько раз отклонилась в сторону от неписаной библии анархизма. Лишь одна фраза особо выделилась из ее речи. Заговорив о теоретиках, которые проповедовали реформы и осуждали насилие, она пренебрежительно сравнила их с «Иисусом, прикрывающимся своим крестом». После этого зал взорвался восторженными криками, выражая восхищение подобной образностью.

Однако этот неуемный восторг привел ее в замешательство. Один из двух мужчин, наблюдавших за ней из передних рядов (тот, что выше ростом), заметил это. Дело в том, что, когда крики смолкли и женщина из Граца стала продолжать, речь ее уже не была такой гладкой, она стала запинаться, теряться, а потом и вовсе замолчала. Но вдруг, с неожиданной горячностью, она заговорила снова, только сменила направление речи и заговорила о другом, о том, что в эту минуту было ей намного ближе всего остального. Бледные щеки ее загорелись, глаза лихорадочно заблестели:

– …и теперь, когда мы прекрасно организованы, когда весь мир почти в наших руках, кто-то говорит нам: «Стоп!» Мы, вселявшие своими акциями страх в королей и управлявшие советами империй, мы сами слышим угрозу в свой адрес!

Зал притих. Аудитория замирала и раньше, но теперь тишина была напряженной, проникнутой смешанным чувством страха и гнева.

Двое наблюдавших за ней мужчин слегка поежились, как от неприятного звука. И в самом деле, оттенок бахвальства в ее словах о могуществе Красной сотни прозвучал фальшивой нотой в выступлении.

Девушка продолжила, говоря торопливо и сбивчиво:

– Мы слышали… вы слышали… мы все знаем об этих людях, которые написали нам. Они говорят, – ее голос сделался резче, – что мы не должны делать то, что мы делаем. Они угрожают нам… угрожают мне… Говорят, что мы должны отказаться от наших методов, иначе они покарают нас так же, как мы… караем, убьют, как убиваем мы. Они грозят убить…

Зал взволнованно загудел, люди стали изумленно переглядываться, потому что ужас, неподдельный и очевидный, был написан на ее лице, светился в ее чудесных глазах.

– Но мы не станет идти на поводу…

Громкие голоса и звуки борьбы, донесшиеся в этот миг из небольшого вестибюля, заставили ее замолчать. Кто-то крикнул: «Полиция!» – и почти все, кто был в зале, вскочили со своих мест.

Сотня рук потянулась к потайным карманам, но тут кто-то у двери вскочил на скамью и властным жестом поднял руку.

– Господа, прошу не волноваться! Я – суперинтендант полиции Фалмут из Скотленд-Ярда, и против Красной сотни ничего не имею.

Услышав это, маленький Петр сначала оторопел, но потом протиснулся к сыщику.

– Если так, то, что вам нужно? Что вам нужно от нас? – спросил он.

Сыщик, спрыгнув со скамьи, встал спиной к двери и сказал:

– Мне нужны двое мужчин, которые вошли в это помещение. Двое мужчин не из Красной сотни, а из другой организации. Они…

– Да! – все еще стоявшая на платформе женщина чуть подалась вперед, глаза ее ярко сверкнули. – Я знаю… Знаю! – вскричала она. – Это они угрожают нам… угрожают мне… Это «Четверо благочестивых»!