Врач без комплексов - Юлия Алейникова Страница 5

Веру из роддома все же выписали, и не одну, а с ребенком, и временно поселили в кризисном центре, туда же перевезли ее детей, отнятых у бабки. Вера устроилась с детьми в центре и была абсолютно счастлива, видимо, наивно надеясь остаться там навсегда. Благотворительные фонды помогли ей собрать приданое для малыша, назначили пособие, плюс социальные службы принялись оформлять на нее полагавшиеся по закону, как матери-одиночке, льготы, о которых несчастная, запуганная, замученная жизнью необразованная Вера даже не догадывалась.

А Женю вдруг посетила светлая, да нет, что там, просто гениальная мысль встретиться с нотариусом, занимавшимся наследственным делом покойного Вериного мужа. А дело-то, оказывается, имелось!

Нотариус крайне удивилась, узнав от Жени, что у покойного имелись жена и дети. Ибо, как стало известно, у Вериного мужа при жизни имелась одна вторая доля собственности в трехкомнатной, ныне принадлежащей целиком его матери, квартире, о которой Вера понятия не имела. Зато понятие имела свекровь, но нагло заявила у нотариуса при оформлении наследства, что ни о каких прочих наследниках имущества сына знать не знает. И все захапала себе, лишив, таким образом, законной доли собственности и невестку, и родных внуков.

К сожалению, срок давности по завещанию вышел, и затребовать свою долю Вера уже никак не могла. Вера не могла, а вот несовершеннолетние сироты могли! И Женя немедленно взялась за дело, она задействовала Володю, заставив его в качестве благотворительности, совершенно безвозмездно взять на себя представление Вериных интересов в суде и прокуратуре. На квартиру мигом наложили арест, органы опеки интересы сирот поддержали. А Женя, чтобы сломить сопротивление старухи и приблизить победу масштабной кампании по борьбе за интересы семьи Сапуновых, такова была Верина фамилия, почти сутки дежурила с оператором Димой возле подъезда Вериной свекрови, останавливая каждого входящего и выходящего из подъезда, рассказывая им трагическую историю матери-одиночки и троих сирот и живописуя деспотизм, подлость и жадность старухи Сапуновой. К вечеру дверь последней квартиры была оплевана особенно эмоциональными согражданами, а сама она боялась нос наружу высунуть, столь враждебно к ней были настроены соседи по подъезду, да что там, к вечеру история стала достоянием целого квартала. А Женя для пущей острастки запустила второй сюжет в новостях.

В итоге старуха капитулировала, добровольно выделила Вере и детям полагающуюся по закону долю наследства, рекомендованная Володей знакомая риелторша помогла быстренько разменять квартиру, и не успела Вера глазом моргнуть, как оказалась с детьми в отдельной, хоть и маленькой, но все же двухкомнатной квартире.

А ведь параллельно с этим Женя провела очередной эфир, готовила следующий, устраивала папу в больницу на обследование, разыскивала отказниц, чьи данные ей предоставила Светлана Игнатьевна, встречалась с Володей, пару раз ходила в театр с Платоном ^[4] и даже ремонтировала с ним крышу у себя на даче. Точнее, ремонтировал он, а Женя стояла внизу, задрав голову, и время от времени спрашивала, не нужна ли помощь.

С Платоном все было странно. Выбор для себя Женя вроде бы уже сделала. С Володей их связывали по-настоящему близкие отношения. Он был ее мужчиной, он сделал ей предложение, они регулярно встречались. Но вот почему-то с ее родителями он так и не познакомился, хотя она с его сестрой и мамой прекрасно общалась.

А Платон наоборот. Вот уже полгода он за ней терпеливо и галантно ухаживал, бывал у нее дома, еще чаще у ее родителей, и даже на даче. Почему-то так выходило, что за помощью она всегда обращалась к нему. Перевезти холодильник, починить крышу, сходить за компанию в гости или на скучный прием, встретить Женькиных дальних родственников на вокзале и отвезти их к ее родителям. У Володи никогда не находилось времени для подобных мероприятий, он был слишком занят работой. А вот Платон, хотя и был большим начальником, но совершенно не задавался и легко соглашался на все. Причем в начале их знакомства Женя ни о чем таком его не просила, просто так выходило, что он становился случайным свидетелем ее телефонных разговоров и сам предлагал помощь, безвозмездную, ненавязчивую, совершенно бескорыстную. И девушка очень быстро привыкла к тому, что у нее есть Платон, готовый в любую минуту подставить плечо, выручить. И все, что требовалось в ответ от Жени, и даже не требовалось, а с благодарностью принималось, это совместный поход в театр или на концерт, исключительно приличный, с хорошими местами и элегантной публикой, или на выставку, респектабельную, получившую положительные отзывы в прессе.

Жене временами казалось, что она ведет себя с Платоном недопустимо, нечестно, потребительски, бессовестно использует его. И даже несколько раз принимала решение объясниться с ним и больше не морочить человеку голову, даря несбыточные надежды. Но каждый раз происходило какое-то происшествие, отодвигавшее объяснение на неопределенное время. Надо ехать в отпуск, некуда деть кота с попугаем. Послезавтра родители переезжают на дачу, а там насос сломался и никак не найти мастера. И так далее до бесконечности. Стыд и позор, и никакого выхода.

В тот день Женя собиралась заехать к родителям на чай и заодно пригласила в гости Платона. Просто так. Без всяких просьб, чтобы сделать человеку приятное. Идти с пустыми руками было неудобно, к тому же гость был ее, и Женька решила заскочить в «Перекресток» за тортиком. Она как раз вышла из магазина и направлялась к пешеходному переходу, когда буквально столкнулась с Леной Матвеевой. Вид у бывшей одноклассницы был отнюдь не цветущий. От недавнего благостного оптимизма не осталось и следа. Лена здорово похудела, была бледная, волосы кое-как в хвост собраны, под глазами фиолетовые синяки, наверняка не высыпается, тяжело с маленьким ребенком одной справляться.

«Мама отдельно живет, а приходящий муж и отец — тот еще помощник», — сочувственно подумала Женя, но с Леной своими мыслями делиться не стала, а радостно улыбнулась ей навстречу.

— Ленка! Привет! Поздравляю тебя! — бросилась она к Матвеевой с распростертыми объятиями. — Ты извини, что я раньше не позвонила, замоталась совсем. Мне в роддоме сказали, что ты уже родила, и я все позвонить собиралась, поздравить. Ну как вы справляетесь, молоко есть?

— Нет, — сухим, неприязненным голосом проговорила Лена, выбираясь из Женькиных объятий. — И молока нет, и ничего нет.

— На смесях сидите? — сочувственно спросила Женя, пытаясь придумать что-то подходящее случаю, какое-нибудь умное замечание.

— Не сидим. Некому сидеть, — произнесла Лена, отворачиваясь и собираясь уйти.

— В каком смысле? — нахмурилась Женя, понимая, что начинает сердиться. В конце концов, недосып — не оправдание для хамства, и, по большому счету, она вообще может не интересоваться ни кормлением, ни прочими Лениными странностями, и вообще, не она первая возобновила знакомство.

— В том, что малыш умер, — бросила одноклассница ей в ответ, не оборачиваясь, и быстро зашагала прочь.