Земля мертвецов - Роберт Райан Страница 5

Черная копоть ламповых фитилей, постоянное курение, не говоря уж о вони крысиной мочи и кислого запаха немытых тел, превращали атмосферу блиндажа в удушливый смрад. Де Гриффон не видел причин его усугублять.

Рысцой подбежал Сэсил, шлепнулся на пол под ногами. Капитан дружески толкнул его носком сапога, и пес принялся обрабатывать сапожную кожу зубами и когтями.

– Знаете, Берти… принц Уэльский как-то назвал мою мать «профессиональной красавицей». Королева Виктория находила ее взбалмошной, потому что мать, когда ей приходил такой каприз, вместе с мужчинами охотилась в Сандрингхэме. Тот еще характер у моей матушки. Она только недавно забросила стрельбу. Флитчем, где я вырос, был когда-то охотничьим поместьем наравне с Холкэмом, Малденом и Квиденхемом. Не бывали там?

– Нет, сэр.

Семья Меткалфов была не из тех, что заходят во дворцы вроде Флитчема с парадного входа.

Де Гриффон попыхивал сигаретой. Детские воспоминания смягчили его лицо, стерли подаренные войной морщины. Сейчас капитан выглядел так, как должен был, по мнению Меткалфа, выглядеть в мирное время: благовоспитанный молодой человек, хорош собой и уверен в привилегиях на поколения вперед.

– Диск на тысячи две в день был обычным делом для ноября, –  продолжал капитан. –  Когда гостили Ральф Пэйн Галлуэй или лорд Вальсингэм, бывало и вдвое больше. В Альбионе у нас стояла прекрасная охотничья барка. Как сейчас помню плетеные корзины с шампанским для стрелков и имбирным пивом для загонщиков в лесу Шеллингем. Но года два назад все переменилось. Фазанятник опустел, браконьеры хозяйничают, как у себя дома.

Меткалф, впервые слышавший от капитана столь личные воспоминания, помалкивал, наполняя водой металлический чайник. Он не представлял, как положено отвечать на подобные излияния. Поддакивать, сочувственно хмыкать или просто молчать? Последний вариант представлялся самым безопасным.

– Отец заболел. Ужасная, страшная болезнь. Таял на глазах. Нам повезло, что его шофер, Гарри Ледж, был ему так предан. Каждые четыре часа переворачивал, чтобы не появились пролежни. Днем и ночью. Настоящая, подлинная верность. Каждые два дня ездил в город за доктором Кибблом и еще отвозил его обратно. Три раза в день кормил отца – а это было непросто. Мы с ужасом ждали, что Ледж уйдет добровольцем или попадет под призыв. Мы даже терпели его амурные приключения с горничными и кухаркой. Потом отец умер. Это стало для нас облегчением. Он под конец и говорить не мог. Но трауром моей матери могла бы гордиться и королева Виктория. Ледж, бедняга, напился пьян и разбил машину – он теперь не годен к службе. Ужасно хромает. Старший брат уже был в армии. Я решил завербоваться, чтобы наверняка послали сюда, к Парням из Ли. С этим батальоном я хоть как-то связан.

На этом месте Меткалф решился кивнуть, потому что кое-что знал. Хоть де Гриффоны и владели несколькими большими текстильными фабриками в ланкаширском Ли, лорд Стэнвуд был небрежным хозяином и жил большей частью во Флитчеме – глостерском поместье. С тех пор как перенес в 1890-х годах несколько ударов, он передоверил свои фабрики деловитым управляющим. Робинсон де Гриффон сам признавался, что был чужим в городке, давшем его семье такое богатство.

– И вот – сегодня утром… – Капитан взял со стола листок с морщинами сгибов и протянул Меткалфу: – Прошу вас.

Меткалф, хоть и польщен был доверием, медлил принять лист. Едва ли письмо содержало хорошие вести.

– Это оригинал. Мать переслала. Ну же, читайте.

«Дорогая леди Стэнвуд, вам, конечно, уже передали телеграммой или по телефону печальное известие, но полагаю, вы желали бы знать подробности. Я с большим прискорбием сообщаю, что ваш сын ст. лт. Чарльз де Гриффон, № 677757 нашего полка, погиб в бою в ночь на 31-е. Смерть была мгновенной и без мучений. Он участвовал в атаке на вражеские позиции на возвышенности. Атака была успешной, все батареи захвачены, и мы заняли новые позиции на вражеской территории. Однако в ту же ночь враг ответил тяжелым артобстрелом. Прямое попадание в окоп вашего сына. В настоящий момент непрерывные боевые действия не позволяют вывезти останки, и он лежит в солдатской могиле на месте гибели. Я уверен, что вам послужит некоторым утешением весть, что он представлен к награде за отвагу – в ночной атаке он возглавил свой взвод. Командование и весь полк глубоко соболезнуют вашей потере. Ваш сын всегда исполнял свой долг и погиб за свою страну. Все мы чтим его память и надеемся, что это вас отчасти утешит. Его имущество отправлено вам должным порядком. С искренним сочувствием, капитан Р. Э. Марч».

– Чай вскипел? – спросил де Гриффон, вкручивая сигарету в медную пепельницу из снарядной гильзы.

– Сэр… – Меткалф все не мог поднять глаз от письма. Только через несколько секунд до него дошло, что, кроме привычной семейной трагедии, оно подразумевает. –  Соболезную, сэр. Но ведь смерть вашего брата означает, что вы теперь…

– Да, Меткалф. Чертовски верно. Раз Чарли мертв, я теперь лорд Стэнвуд.

Шипоботтом, покинув офицерский блиндаж, отправился прямо к убежищу, выкопанному в стороне от траншей и отгороженному старыми непромокаемыми накидками и обломками снарядных ящиков. Там сидел капрал Платт – ростом еще выше Шипоботтома, и Тагман, а также рядовой Фаррер и сын полка – Моултон. Все росли на соседних улицах, все дома, в Ли, работали на фабрике, все ушли в армию чуть ли не в один день и проходили учебу в Уэльсе, Каттерике и в Египте, в одном взводе. Батальон не зря называли Парнями из Ли.

Все, сверля взглядами жестяной котелок на парафиновой печурке, ждали, пока закипит вода. Все курили, отложив винтовки и противогазы, сняв каски. После часов и дней на линии огня здесь, на второй линии, понемногу рассасывалось напряжение, от которого нервы звенели как струны. Вот почему их всполошил вид поднимающегося аэростата: если предполагалась атака, взвод вместо отдыха в тылу могли снова послать вперед, в подкрепление, а то и на передовую. Все знали, что так бывало не раз: отдых маячил, как морковка перед носом, и в последний момент отдергивался. Штабные умеют помучить солдат.

– Что говорит кап, Шиппи? – спросил Платт, протянув ему папиросу.

Шипоботтом присел на корточки, почти загородив свет из отдушины, и принял угощение.

– А, ничего не говорит, –  не скрывая облегчения, ответил он. –  Шар ничего не значит. Все идет как идет. Завтра уходим на ротацию, хотя Меткалф, если его послушать, с нас не слезет. Но скоро выспимся на шелковых простынях. Или хоть на вонючей соломе.

Все засмеялись.

– Красавчик Меткалф, ручаюсь, и спать будет в шелку, и пить шампанское, –  хмыкнул Тагман. –  И найдет шлюшку, чтоб растормошила его старикашку, пока мы, если повезет, будем закусывать чаек галетами с девочками из вспомогательного.

– Это ты брось, –  фыркнул Фаррер. –  Он офицер.