Дурная слава - Фридрих Незнанский Страница 5

— Нет-нет, не в Таиланд — такое удовольствие ему не по карману. Да он, к счастью, и не любитель зимой на солнце жариться. В Болгарию укатил — на лыжах кататься.

— Тогда предлагаю немедленно повторить. Не вовремя выпитая вторая — напрасно выпитая первая! — воскликнул Александр.

— Ну это у тебя она вторая, — заметил Гоголев. — Но мы не против.

Друзья выпили, Турецкий все еще налегал на закуски, Слава закурил очередную сигарету и спросил:

— Ну и как тебе доклад главы вашего ведомства?

— А тебе? Я все же изнутри. А со стороны виднее.

— Надеюсь, не ты в подготовке эпохального доклада участвовал?

— Господь с тобою! У нас спичрайтеры есть. И референтов хватает. Я, конечно, мог бы представить материал по структуре преступности, по раскрываемости, по тенденциям. Но меня об этом никто не просил.

— Понятно. Ничего конкретного и не прозвучало. Вообще доклад произвел на меня неизгладимое впечатление: ярко, образно, остро, но ни о чем конкретно. Песня древних славян.

— Ну как же — ни о чем? Обо всем, — не согласился Турецкий.

— Поясни.

— Вернее, обо всем, о чем хотелось сказать. А о чем не хотелось — и не сказано. Как вам этот пассаж: «…я не буду приводить конкретных цифр о динамике и структуре преступлений»?

— Ага! Поскольку цифры эти лукавы, как-то так, да? Дескать, помощники подсунули мне приукрашенные цифири, но я президента обманывать не могу и не буду!

— Вот-вот! Цифры, я думаю, дали те, что есть. Просто неутешительны они, ну и зачем же державу огорчать? Лучше прикинуться простачком. Правды не знаю, зато врать не буду. Звиняйте, батьку. А повинную голову, как известно, меч не сечет. Так ловко и изящно удалось уйти от главной задачи совещания — отчета о деятельности прокуратуры. Зато сказано было многое другое. Нам доходчиво объяснили, ссылаясь на русских мыслителей, кто должен рулить и разруливать. Аристократ! Лучший из лучших. То есть царь-батюшка, единоначальник, добрый барин.

— Да, я тоже обратил внимание на эту сентенцию. Президиуму явно понравилось, — кивнул Грязнов.

— А об анискиных понравилось?

— Что именно?

— Именно то: вперед к полицейскому государству! Ура околоточным надзирателям! Я, Слава, может, сейчас против шерсти тебя поглажу, но разве можно нашей… неинтеллигентной, мягко говоря, милиции давать волю и неограниченную власть? Я не о сыщиках, не об угрозыске, я о простой милиции, той, что «меня бережет».

— Так я и не спорю.

— И правильно делаешь. Слава знает, а тебе, Виктор, расскажу, откуда я нынче утром вернулся. Из Воздвиженска. С прокурорской проверкой ездили.

— А что там случилось? Я краем уха слышал, но в деталях не знаю.

— В деталях и не нужно. А по сути вот что: погром! Четыре дня, с десятого по четырнадцатое декабря, ОМОН зачищал город.

— Причина?

— Вот и ты туда же… А какая может быть для этого причина? Впрочем, причина была: мэр города не поладил с группой бизнесменов, которые отказывались отстегивать ту сумму, на которую намекал им референт градоначальника. А город маленький, все друг друга знают. Успехом у населения глава города не пользуется. Так он решил показать, кто в доме хозяин. Направил троих милиционеров для проработки. А случилась потасовка. Блюстители порядка заработали по паре синяков на каждого. И вот ответ Чемберлена: четыре дня подряд вызванные из областного центра омоновцы избивали мужскую часть населения города, заставляя подписывать пустые протоколы. Мало того. Опьяненные безнаказанностью омоновцы хватали на улицах девушек, совсем юных девчонок, и насиловали… — Турецкий прикурил, жадно затянулся сигаретой, руки его дрожали.

— Ну… это уж… А это правда? — осторожно спросил Гоголев.

— Это правда! Я лично беседовал с пострадавшими. Есть акты судмедэкспертизы. Представь, девчонка лет восемнадцати, отвернувшись, чтобы я не видел ее лица, потому что ей стыдно… ей! стыдно! рассказывает, как трое бугаев в масках распластали ее на столе отделения милиции. Это как? И чему ты, Виктор, так уж удивляешься? А что, в славном городе Питере районные анискины не избили до полусмерти офицеров, курсантов Морской академии? Не довели другого офицера, врача Военно-медицинской академии до реанимации? За что? За то, что те слегка поддали и имели при себе деньги…

И вот таким бравым ребятам и петь гимн как российским полицейским? Это они знают каждого вора в лицо? Каждого шулера? Да такой блюститель каждого, кого захочет, сделает и вором, и шулером, и убийцей… — Александр налил себе полную рюмку и одним махом выпил.

За столом воцарилось молчание.

— Ладно, Саня, ты, как человек совестливый, готов и чужую вину на себя взвалить, но не все мы можем, к сожалению. Не все предотвратить, не все проконтролировать, — вздохнув, заметил Грязнов.

— Это точно! — воскликнул Гоголев. — Вот и я вам сейчас историю расскажу…

Виктор Петрович искренне сопереживал Александру, ему и самому не раз приходилось краснеть и негодовать по сходным поводам. И ведь не объяснишь рядовому гражданину, что «я не такая, я жду трамвая». Для них, сограждан, любой человек в милицейской форме — скорее олицетворение угрозы, чем защиты. Это все так. Но, с другой стороны, виделись они и с Грязновым и с Турецким крайне редко, да тут еще и канун Нового года… Так что Гоголев решил снизить пафос и перевести стрелки.

— Я тут недавно возвращался в Питер. У меня родительский дом есть в глухой деревне на самом краю области, почти в Вологодчине. И звонят нам, что дом, мол, обнесли. Нужно съездить, посмотреть, что да как. Ну и поехал. Поскольку деревня наша, как уже говорилось, глухая, да и морозы там нешуточные, надел я старый полушубок, в котором на охоту иногда выбираюсь, валенки с калошами — и в путь. Прибыл на место, воришек уже нашли. А кто воровать будет на триста шестьдесят пятом, богом забытом километре? Не свои же забулдыги деревенские: они-то знают, чья хата… Соседские. Решили, что в доме запас водки должен быть, ну и влезли. А там действительно запасец есть. Короче, ребятишки влезли, нашли — да на радостях там же и выпили. И стаканы оставили. Вот их по пальчикам и вычислили. Они из соседней деревни, голубчики.

— Это что же, у всей деревни отпечатки брали? — хмыкнул Грязнов.

— Нет, зачем — у всех? У тех, кто сидел. А у нас там половина деревни сидела.

— Здорово! Хорошее место отдыха для начальника угрозыска.

— Ну… Родители-то когда прикупили дом, меня не спросили. Места-то там дивные — река, лес, грибов, ягод прорва. Чего им еще? А то, что эти же места освобожденным из ближайшей колонии гражданам тоже приглянутся, — кто ж знал? Старики мои об этом как-то не подумали. Впрочем, там у нас много питерских. На соседней улице целая колония отставных вояк поселилась. Дома-то за бесценок продаются: до Бога высоко, до царя далеко, как говорится. Но не суть. Короче, возвращаюсь назад. Поезда все проходящие, стоянка две минуты. Беру билет, несусь по перрону к своему купейному вагону, а дверь в вагон закрыта. И никакого проводника не наблюдается. Бегу к соседнему вагону. Та же история. А стоянка, напоминаю, две минуты. Верите, я вдоль состава носился ошпаренной козой, пока наконец не обнаружил открытую дверь в самом конце состава. Влез, красный весь, шапка набекрень, глаза на ниточках болтаются… отдышался, прошел в свой вагон, захожу в купе.