Последняя песнь трубадура - Наталия Володина Страница 5

Пока им не заплатили за ложные. Как назло, ни одного срочного заказа. Нет гонораров на подходе и нет снимков, которые можно было бы хорошо продать. А нужен-то всего один снимок, но такой, как «Девушка у реки». То, что он за него получил, стало самой крупной суммой в его жизни. Но дело было не только в его мастерстве. И Сергей набрал номер телефона.

– Але, – заговорил он дурашливым голосом. – Это питомник одной собаки? Вас беспокоит общество укушенных вкладчиков.

– Вы ошиблись, – ответил ему мягкий женский голос. – Это ветеринарная помощь взбесившимся частным детективам. Чего тебе, Сережа?

– Мне встретиться. И не рассказывай мне про режим своего Бобика, Дин. Я к вам пристроюсь. Хвост буду нести.

– Давай завтра. Подъезжай в десять в наш сквер. Узнаешь нас по рыжему окрасу.

– Спасибо тебе, девушка у реки.

Дина положила трубку и встретила обеспокоенный взгляд Топаза.

– Ничего страшного, моя детка-конфетка. Я с Топиком. Мы дома. К нам никто не придет. Мы только посмотрим, сколько у нас денег.

Дина выдвинула ящик столика под зеркалом. Пятьдесят долларов и двести рублей. Это критическая сумма. Это значит, нужно искать работу. «Дорогая Нина» их не прокормит. За квартиру, свет, телефон уже висят долги. Противно, конечно. Но все-таки хорошо, что нет постоянной службы, постоянных коллег и дела, которое делаешь не за деньги, а потому, что это твое дело.

На нем крест. На жизни, длиной двадцать шесть лет, – крест.

Дина не хотела жить после того, что случилось два года назад.

Стало быть, сейчас она – не совсем она. Или совсем не она. Та, блестящая, известная, не догадывалась, что можно зарабатывать деньги, вынося горшки за больными. Что можно напрочь потерять интерес к людям и сознательно искать тряпки по принципу: чем хуже, тем лучше. Дело в том, что люди не утратили интереса к Дине. Они мучили ее своим вниманием. Она хотела стать невидимкой. Но не заметить Дину могли только в обществе слепых. Потому что она была редкой красавицей.

* * *

Галя шла по Тверской с мужчиной неопределенного возраста и невнятной внешности. «Конечно, секс-символы не дают брачные объявления в газеты, – думала она, искоса, поглядывая на него. – Но как в случае чего описать его особые приметы? Чушь какая в голову лезет. В случае чего?»

– Дмитрий, а как вы отдыхаете? – вежливо спросила она.

– Иногда активно, иногда – с книгой на диване, – старательно ответил кавалер.

«Ну и какой же у него голос? – размышляла Галя. – Как у козла или наоборот? Что значит – наоборот? Какая же Наташка грубая».

Однако пора бы уже узнать, какие у него планы. К себе пригласит или рассчитывает к ней прийти?

– А с кем вы живете, Дима? Один или с родителями?

– С женой, – ответил этот козел. – Но у нас нет сексуального контакта.

* * *

Сергей шел с фотоаппаратом по Зубовскому бульвару. Какая-то странная, однополая толпа. Да это же агентство «Суперстар» проводит набор. Можно посмотреть.

Он медленно шел вдоль очереди, бесцеремонно разглядывая девушек. Они нисколько не возмущались, многие даже начинали позировать. У них теперь забота такая – ловить шанс. Стоп! Прямо на тротуаре, подложив под себя кусок картона, сидела девочка и ела мороженое, кусая от большого полукилограммового бруска.

Оно капало на голубое нарядное платье, которое и без того терпело испытание дорожной пылью. Сергей затормозил.

– Слушай, встань-ка, пожалуйста.

Девушка посмотрела на него с любопытством и поднялась, облизывая пальцы.

– Хочешь совет? – доверительно склонился к ее уху Сергей. – Не теряй здесь время. Здесь набирают моделей. Знаешь, что это? Вешалки для платьев. Чтобы платье было видно издалека. А ты в этой очереди самая маленькая. И самая хорошенькая. Что тоже не требуется. Зрители будут смотреть на твое лицо, а не на костюм. Пошли со мной?

– А ты че, баб тут снимаешь?

– Нет. То есть да, снимаю. Делаю фотографии для журналов. Я – фотохудожник.

* * *

Андрей Владимирович Николаев, главврач частной хирургической клиники, читал историю болезни новой больной. Чудовищная, нереальная история. Тамара Ивановна Синельникова, 58 лет, четыре года назад была отправлена на принудительное излечение в психиатрическую больницу № 51 по заявлению дочери. Предварительный диагноз установлен частнопрактикующим психиатром Орловым. За четыре года диагноз «шизофрения» ни одним из врачей в стационаре не подтверждался. Лечения практически не было. Полтаблетки галоперидола и радедорм на ночь. Четыре года! Жалобы на боли внизу живота записаны впервые год назад. Осмотр гинеколога. Так… Воспаление придатков, опущение матки… Назначение на биопсию – два месяца назад. Приглашен специалист – онколог. Диагноз подтвердился. Как развивалась с тех пор опухоль, не указано. Лечение: полтаблетки галоперидола и анальгин при болях! Поступила для операции по просьбе Комиссии по гражданским правам. Может ли такое быть в нормальной стране? Чтобы правозащитники занимались операциями онкологичеких больных? Заключение невропатолога клиники при поступлении Синельниковой: «Уравновешена. Психических отклонений не замечено. Интеллект выше среднего». Ну еще бы. Доктор философских наук. Вашу мать. Профессор Николаев знал, как оперировать рак. Но он не знал, что делать с активными подонками. Их скальпелем не вырежешь. Быстро размножаются в своей грязи.