Судный день - Курт Ауст Страница 5

Томас исчез. Прикрыв ладонью глаза от ледяного ветра, я вгляделся в снег возле стены. Лошадь моя идти больше не желала, и я изо всех сил ударил ее по крупу, но лишь расшиб пальцы, не причинив самой лошади особой боли. Кобыла не двинулась с места.

Я подумал было, что неплохо спешиться и повести обеих лошадей под уздцы, но понял, что это лишь ускорит мою погибель. Кобыла подо мной качалась от усталости, а из ее ноздрей вырывались клубы пара, тотчас же исчезавшие в ненасытных порывах ветра.

Мне даже показалось забавным – умереть вот так, верхом на лошади и, возможно, совсем рядом с постоялым двором, где путников дожидаются кров и еда. В эту секунду я разглядел во тьме фигуру Томаса. Увидев его внушительный силуэт, кобыла моя словно тоже ожила и, признав в грузном профессоре собрата по несчастью, очертя голову рванулась вперед, через сугробы, увлекая за собой и вьючную лошадь.

Следуя за Томасом, мы добрались до массивных деревянных ворот, у которых, правда, не было ручек. Подъехав поближе, профессор что было силы стукнул ногой по воротам, но его удар потонул в шуме ветра, и только налипший на ворота снег слегка осыпался.

Выражение его лица в ту секунду я истолковал как гримасу боли и страстной латинской молитвы, и еще от моего взгляда не ускользнула висевшая слева от ворот веревка. Дернув за нее, я прислушался, но слабый звон колокольчика, который я так надеялся услышать, видимо, тоже поглотила вьюга, поэтому оставалось лишь надеяться, что там, внутри, звон услышат.

В ожидании мы нетерпеливо поглядывали на ворота и пытались увернуться от ветра и жалящих лицо снежинок. Никто не откликался.

Я вновь несколько раз дернул за шнурок, – наконец за воротами послышался шум. Ворота приоткрылись, и в образовавшейся щели показались фонарь и голова в меховой шапке, из-под которой на нас недоверчиво смотрела пара черных глаз.

– Любезнейший, – Томас попытался перекричать бурю, – не пустите ли на ночлег?

Человек оглядел лошадей, которые валились с ног от усталости, и перевел взгляд с Томаса на меня, затем его рот, плотно обросший густой бородой, открылся, и до меня донеслось некое подобие слова “да”. Он оказался на голову выше меня, а руки его напоминали лопаты, но даже ему пришлось изо всех сил надавить плечом на ворота, так чтобы мы с лошадьми смогли втиснуться в образовавшийся проем.

Сугробы во дворе намело по колено, и мы с трудом побрели по едва заметной тропинке к какому-то зданию – как позже выяснилось, конюшне. Неподалеку находилось еще одно строение, в окнах которого я сквозь метель разглядел свет.

Здесь вой ветра был не столь оглушающим, однако наш хозяин разговаривать, похоже, не желал. Отвернувшись, он начал отвязывать нашу поклажу с лошадиного крупа, а потом принялся протирать кобыл соломой, что-то ласково бормоча и успокаивая их, будто никто больше его не заботил. Почувствовав, как усталость ударила мне в голову, я опустился в стог сена и прикрыл глаза. Передо мной пронеслись картины недавно пережитого – черные деревья, грозно склоняющиеся над нами в порывах ветра, снежинки, колющие глаза и кожу, треск сломанных сучьев, боль, изнеможение, сугробы, покрытые ледяной коркой, жадными когтями впивающиеся в грудь и ноги лошадей и высасывающие из них силу. Но я был настолько измучен, что не мог открыть глаза и отогнать эти видения, и вот уже из лесной чащи на меня скалились огромные снежные чудовища с острыми зубами. А позади них показалась некая закутанная в черный плащ фигура – и это существо медленно приближалось ко мне, не оставляя на снегу никаких следов. Я пытался разглядеть лицо, прикрытое полями шляпы, но видел лишь черноту. И внезапно я понял! От ужаса я открыл глаза, и существо с остро наточенной косой исчезло. Я испуганно посмотрел на дверь, едва выдерживавшую порывы ветра. Буря будто вопила от ярости, оттого что в последний момент мы ускользнули от нее, и я в отчаянии зажал ладонями уши и съежился, стараясь припомнить слова молитвы “Господь, дай мне силу и укрепи веру”. Лишь благодаря чуду Господню мы не остались там, в лесу, не окоченели от холода и не пролежали под снегом до самого Сретенья. Весной, когда просыпаются цветы и деревья, а солнце победило наконец снег, какая-нибудь голодная лиса откопала бы наши тела. Всё вокруг возрождалось бы к жизни. Кроме нас. Нам возродиться было бы не суждено. Мы превратились бы в прах, став пищей для ворон и муравьев. Меня охватила дрожь, такая сильная, что даже зубы застучали. Томас крепко приобнял меня, и я понемногу успокоился.

– Не волнуйся, Петтер, ну, будет. Всё уже позади. Мы справились. Ну хватит, довольно. Подумаешь – небольшая метель. Нас так просто не возьмешь! Теперь неплохо бы перекусить и выспаться. – Томас взглянул на громилу. – В дальнем углу конюшни оказалась печка, на которой тот подогрел воду и напоил лошадей. Еще там была лежанка и деревянный ящик, а на нем стояли котел и тарелка.

– Пойдем-ка поищем трактир, пока этот парень не довел нас до голодной смерти!

С трудом встав на ноги, я поднял сумки. Бородач посмотрел на нас, и я заметил, что возле одного глаза у него алеет длинный рубец, похожий на какую-то дьявольскую отметину. Надо сказать, я порадовался, что не придется ночевать здесь, в конюшне, рядом с ним.

– Где тут у вас харчевня? – спросил Томас.

Коротко кивнув, очевидно, указывая направление, парень вновь вернулся к лошадям.

– Ну, хоть с лошадьми все будет в порядке, – усмехнулся Томас. Мы вышли во двор и двинулись к крыльцу трактира, при этом я старался ни на шаг не отставать от Томаса. Поднявшись по ступенькам, открыли дверь и шагнули в жарко натопленную комнату. От аромата еды я едва не заплакал. Томас стряхнул с сапог снег и крикнул:

– Принесите-ка нам поесть чего-нибудь горячего! И побыстрее! Пока дьявол не забрал нас к себе! – и грузно опустился за стол.

Сидевший за столом мужчина засмеялся и поднял пивную кружку:

– Видно, сегодня кто-то не на шутку рассердил Господа Бога – такой скверной погодки тут уж давненько не было.

– Некоторые не отличат Господа от самого Вельзевула, даже если один будет облачен в белое, а другой – в черное. И как после этого требовать от тех же самых людей, чтобы они различали творения рук их? Ведь не оставляет сомнений, что это – проделки Князя Тьмы! – сухо откликнулся сидевший позади меня старый священник с крючковатым носом. Он лишь мельком взглянул на нас и вернулся к трапезе.

– Тогда Господь слишком уж многое дозволяет этому самому князю… – пробормотал в ответ его собеседник, озабоченно посмотрев в окно и прихлебывая пиво.

Молодая девушка примерно моего возраста подошла к большому черному котлу, висевшему над очагом, и разлила по мискам суп. Поставив перед нами миски и положив хлеб, она принесла нам пива.

– Уж эта девчонка знает, что нужно человеку, – подал голос мужчина, а девушка покраснела и, бросив на него сердитый взгляд, отвернулась к котлу.

Мы старательно дули на суп, остужая его, и уже поднесли было ко рту ложку, когда задняя дверь вдруг с грохотом распахнулась и в трактире появился невысокий человечек с фонарем в руках.