Король умер, да здравствует король - Ольга Володарская Страница 5

Камеру Славик одолжил без долгих уговоров. И дажепоказал, как ею пользоваться. Лара, вернувшись от него, быстро отсняла все, чтособиралась. Получилось у нее не очень, сразу было видно, что работалнепрофессионал, но ей хотелось добиться именно такого результата. Чтобнекоторые части фильма смотрелись так, будто это кадры домашнего видео (как вфильме «Ведьма из Блэра», словно снятом на любительскую камеру).

Когда одно дело было сделано, Лара взялась за другое.Отыскала адрес Кузнецовых, узнала в справочной их номер, позвонила. Трубку взялглава семьи – дядя Вася. Когда Лара отселяла Кузнецовых, тому былошестьдесят пять, сейчас же семьдесят с хвостиком, но голос его был бодр извонок. Узнав, с кем разговаривает, дядя Вася стал вываливать на Лару новости.У жены катаракта, у него давление, сын уехал за границу, дочь развелась,внучка в институт поступила, кошка принесла пятерых котят, а топить их некому.Посвятив бывшую соседку во все семейные дела, он сразу отсоединился. Пришлосьперезванивать. А потом спешно одеваться и вызывать такси, чтобы успетьвстретиться с Кузнецовыми сразу после бабкиного сериала «Нежный яд» и до того,как начнутся дяди-Васины «Улицы разбитых фонарей».

Не видела Лара старика Кузнецова семь лет. С тех пор,как отселила. Тогда он был пузатым, краснощеким, белобородым дедом. Она ещепомнила его упитанным, черноусым, румяным мужиком, любителем женщин и дешевогопортвейна. Ох и получал он за пьянки и амуры с коллегами от своей худой,желчной супруги Александры! А как она бушевала, когда он чуть не ушел отнее к тете Иве. Всех соседей на уши подняла, жалобы настрочила и в партком, и впрофсоюз, и в ЖЭК, и участковому и мужика своего отстояла!

Сейчас дядя Вася предстал перед Ларой в третьем образе.Кузнецов, что называется, кардинально сменил имидж. Он гладко выбрился, короткоподстригся, похудел, перестал пить, из-за чего с его лица исчезла всегдашняякраснота и одутловатость. Тетка Шура же почти не изменилась. Разве что сталаеще худее и желтее, а так – будто законсервировалась. Энергичная старушенцияс жидким пучком на макушке, она и в пятьдесят, и в шестьдесят выглядела насемьдесят, теперь же, в семьдесят, выглядела точно так же.

– Ну и чего явилась? – ворчливо спросила баба Шура,встретив Лару в прихожей. Поздороваться с гостьей она не посчиталанужным. – Семь лет молчком, даже не полюбопытствовала, как квартира,которую ты нам подсуропила, нравится или нет, а тут вдруг явилась...

– Цыц, мымра полосатая! – гаркнул на нее дядя Вася. Онвсегда жену обзывал мымрой, но почему именно полосатой, Лара не могла понять иочень веселилась, слыша сие прозвище. – Кто ж так гостей встречает? –Кузнецов ласково улыбнулся Ларисе и пригласил в дом. – Заходи, дочь, нестой на пороге.

Лара вошла в прихожую и проследовала за стариком в кухню.«Полосатая мымра» пошлепала следом, что-то бубня себе под нос. Дядя Вася усадилЛару за стол, налил ей чаю, сунул в руку конфету «Школьную», цыкнув на жену,угнездился рядом и спросил:

– Переехала в квартиру-то?

– Нет еще. Комнату Андромедыча выкупила...

– Преставился, что ли? – полюбопытствовала баба Шура.Когда Лара поведала ей о приключившемся со стариком несчастье, та увереннопроскрипела: – Засрал, поди, все. – И с нескрываемым злорадствомдобавила: – Теперь тебе грязищу вывозить...

– Грязи полно, – кивнула Лара. – Но я все равноремонт буду делать, перепланировку, так что... – Она перевела взгляд сбабы Шуры на старика Кузнецова. – Решила с вашей комнаты начать. Все жтаки гостиная с камином и эркером...

– Половина гостиной, – дотошно поправила Лару бабаШура. – В другой Графиня жила. Помнишь ее?

– Конечно.

– Ведьма была, а не баба! Нос крючком, глазищи черные, патлыседые... Помню, как я переехала к Ваське в комнату эту, а когда увидела ее,прям испугалась, как бы не сглазила...

– В молодости зато она красоткой была, – встрялдядя Вася. – В варьете пела. Арти-и-истка... А подурнела послелагерей. Она ж из репрессированных. За шпионаж двенадцать лет отсидела, адавали двадцать пять.

– Правда, что ли, шпионкой была?

– Да кто ее знает? Графиня ж немка. То ли по отцу, то ли поматери, она то так говорила, то эдак.. Так что мало ли... Может, и шпионила...

– Но вот ведьмой была – точно! – не унималась бабаШура. – Андромедыча-то приворожила! Он за ней как пес бегал. Красавец был.Высокий, кудрявый, а она... Тощая, страшная, его лет на двадцать старше. Точноприворожила!

– Да он в нее был влюблен лет с десяти-одиннадцати –мне мать рассказывала... – заспорил с женой Кузнецов. – Втрескалсянесмышленым пареньком и на всю жизнь, а Эллина тогда еще молодой была. Не надвадцать годов она его старше – меньше... А вот пить он из-за нееначал! Горе своей неразделенной любви заливал.

– Ну а Котя Семакин? – вскричала баба Шура. – Ты,Лариска, не помнишь его, он в дурку угодил до того, как ты в коммуналке нашейпоявилась. При тебе сестра его с сыном в комнате жили (спились они потом напару), а до этого Котя еще с ними обитал. Художником был. Портреты писал. Насвсех перерисовал. А Графиню чаще других. То с розой, то с чашкой, то узеркала. Влюблен в нее был так, что аж с ума спятил из-за того, что она егоотвергла. Во как!

– Они с Андромедычем на пару в нее влюблены были!С младых ногтей дружили (я-то, понятное дело, свидетелем их дружбы быть немог – родился гораздо позже, а вот маманя, что называется, сподобилась), ав 1938-м в пух и прах разругались... И все из-за Графини. Поделить ее немогли!

– Оказывается, Графиня была настоящей роковойженщиной, – заметила Лара. – Я-то ее старухой помню. Нелюдимой исуровой. Правда, видела в ее комнате несколько портретов роскошной брюнетки, ноне думала, что это она...

– Она, она, – поддакнул дядя Вася. – Именнороскошной брюнеткой и была. Тонкая, высокая, с кудрями черными. А какодевалась! Загляденье! Брюки со стрелками носила. Тогда никто их не носил, аона носила. Пиджаки. Галстуки. Шляпки. Еще до того, как мода такая появилась.А еще перчатки носила. Говорила, истинные леди не должны выходить из домабез перчаток... – Он подпер щеку кулаком и мечтательно вздохнул. –Я малышом был тогда, а на всю жизни Графиню в том образе запомнил...Мечта, а не женщина!

– Померла уж, поди, – скрипнула баба Шура.

– Да уж поди, – в кои веки согласился с женой старикКузнецов. – Она с пятнадцатого года вроде... Не может быть, чтобдоскрипела до наших дней...

И он пустился в рассуждения на тему плохой экологии и дурноголечения в муниципальных поликлиниках. А Лара досадовала на себя за то, чтопозволила словоблудному старику увести разговор от интересующей ее темы. Но напомощь неожиданно пришла баба Шура.