Последний свидетель - Саймон Толкиен Страница 5

— Нет, неверно. Это платья мамы.

— Я и не спорю. И не собираюсь красть их у нее. Если б собиралась украсть, разве бы стала так долго примеривать?

— Маме это не понравится. И что вы зашли к ней в комнату — тоже. Я это точно знаю.

— Ладно, может, и не понравится, — ответила Грета. Она решила изменить тактику. — Возможно, она сильно расстроится, узнав об этом. И у нее снова начнется приступ этой ужасной мигрени. Ты ведь не хочешь, чтоб она страдала от мигрени, верно, Томас?

Мальчик не ответил. Вдруг нижняя губа у него задрожала, казалось, он того гляди расплачется. Грета решила закрепить успех.

— Так что, думаю, лучше не говорить ей ничего, правда, Томас? Ни к чему причинять людям боль. Это будет наш маленький секрет. От мамы. Только между нами, идет?..

Грета протянула руку к мальчику, отчего лимонно-желтое платье вновь распахнулось, обнажив груди.

Томас отступил на шаг, но она все же взяла его за руку, притянула к себе.

* * *

В последующие годы Томас всегда вспоминал этот момент как самый значимый в его детстве. Он стал своего рода поворотным пунктом. Концом и одновременно началом. В памяти сохранились даже мельчайшие детали. Будучи уже взрослым, он закрывал глаза и видел мамину комнату со всей отчетливостью. Полузадернутые шторы колышет свежий морской бриз; солнечные зайчики танцуют на старинном комоде красного дерева с выдвинутым верхним ящиком; на постели пестрой грудой свалены мамины платья, которые собиралась примерить Грета. Томас даже видит рукав алого шелкового платья, в котором мама была на Рождество, он пересекает белоснежную наволочку подушки и напоминает зияющую рану. А совсем рядом, близко-близко — личная секретарша отца: иссиня-черные волосы, зеленые кошачьи глаза, желтое платье и полные голые груди с ярко-красными сосками, при виде которых он ощутил неизведанное прежде волнение. Они казались отталкивающими и привлекательными одновременно. И еще там было зеркало. Они смотрели друг на друга через зеркало, а потом она начала говорить разные вещи. Самые ужасные вещи о его маме, которые он не хотел слышать.

Она взяла его за руку, Томас был уверен, что сейчас она положит руку себе на грудь. Грудь, которая была так близко. И еще он знал: если это произойдет, то эта тайна между ними останется навсегда, он уже никогда не сможет нарушить ее.

Сделав над собой усилие, Томас отвел глаза от Греты. И сфокусировал взгляд на первом попавшемся предмете. То был кусок белой фланели на краю раковины, в дальнем углу комнаты. Этой тканью мама прикрывала глаза и лоб, когда начинался приступ мигрени.

Томас резко вырвал руку, поднялся и отошел к двери.

— Нет, — сказал он, вкладывая в это короткое слово всю свою волю.

Грета поморщилась, но произошло это от боли в руке или из-за неприязни к его ответу, Томас так и не понял. Показалось даже, что лицо ее исказил гнев, но то было лишь секундное впечатление. Она тут же взяла себя в руки и тихо рассмеялась.

— Я всего-то и хотела пожать тебе руку, Томас. У тебя слишком развито воображение. Отец на этот счет прав.

Времени на ответ у Томаса не было. Внизу хлопнула входная дверь, на лестнице послышались шаги. Это была миссис Мартин.

— Что ты там делаешь, Томас? Я же тебе сказала, подарки внизу на кухне. Идем скорее, а то опоздаем.

Грета с мальчиком обменялись последним взглядом, затем он развернулся и вышел из спальни.

* * *

«Если бы не эта чертова экономка, если бы не ее дурацкие подарки, приготовленные для сестры и забытые на кухне, за которыми она послала мальчишку, меня бы сегодня здесь могло не быть…» Так размышляла Грета, шагая в сопровождении мужа и шофера к дверям в здание суда.

Томас ждал, когда кончится уик-энд, чтоб рассказать все матери. Но леди Энн не стала обсуждать инцидент с Гретой. Сэр Питер заговорил об этом со своей личной секретаршей уже в Лондоне, в середине недели, причем сделал это так неуклюже, почти стеснительно, что ее едва не стошнило от отвращения. И, разумеется, у нее было достаточно времени, чтоб подготовить достойный ответ.

Все утро ее наниматель то входил в кабинет, то выходил из него под разными предлогами. Нижний этаж лондонского дома Робинсонов превратили в некое подобие офисных помещений год тому назад, и Грета работала в приемной. На элегантном дубовом столике-приставке размещались принтер и факс, сама же Грета сидела за круглым столом орехового дерева, что стоял в центре комнаты, в окружении компьютерных мониторов и телефонных аппаратов. Вот ее наниматель обошел стол и нервно откашлялся.

— В чем дело, Питер? Какие-то проблемы?

— Да, пожалуй. Мне необходимо с тобой поговорить, но я… Короче, это очень трудно. Не знаю, с чего и начать. Это об Энн и мальчике. О Томасе. Господи, хотел бы я лучше понимать своего сына!..

— А что с Томасом?

— Ну, он рассказал кое-что Энн, а она уже потом сказала мне. И речь, э-э, идет о тебе… Она сказала… словом, я должен с тобой поговорить.

— О платьях твоей жены, что ли?

— Да, об этом. Томас утверждает, ты их примеряла. На прошлом уик-энде, когда нас не было дома. Я сказал жене, что мальчишка все это выдумал. Характер у него скверный. Следует отправить его в хорошую школу-пансион, куда-нибудь подальше. Ему бы пошло на пользу. Но Энн категорически против.

— Да, примеряла. Хотя, наверное, и не следовало этого делать.

— Так значит, это правда?

— Да. Потому что они такие красивые, и мне так хотелось посмотреть, как я в них выгляжу. У меня никогда не было таких нарядов, Питер. Я ведь из бедной семьи, ты знаешь.

— Но неужели теперь ты не можешь себе этого позволить? Зайти в хороший магазин или там бутик?..

— Ну, думаю, наверное. Иногда захожу. Впечатление такое, словно они следят за мной. Просто глаз не спускают. Так и прикидывают, есть у меня деньги или нет.

Сэр Питер не ожидал такого поворота и несколько растерялся. Его зависимость от Греты возрастала с каждым месяцем с того самого дня, как девушка впервые появилась у него в офисе. И эта ее прямота просто обезоруживала. Сэр Питер всегда ценил в людях прямоту. Ну и, естественно, внешние данные Греты не могли не произвести на него должного впечатления, в последнем порой он даже боялся себе признаться.

— Тебе, конечно, не следовало этого делать. Но ты проявила честность, открыто призналась. Лишь немногие люди осмелились бы на твоем месте. Это и моя вина. Наверное, я просто недостаточно тебе плачу.

Так Грета сумела обратить неприятный инцидент в свою пользу. Сэр Питер стал проводить с ней больше времени, даже вывозил ее пообедать в середине рабочего дня. Их часто видели вместе в «Айви» или «Пон де ла Тур», они сидели, сблизив головы, и оживленно о чем-то беседовали. Мало того, сэр Питер повысил зарплату своей секретарше на целых пятьдесят процентов, и теперь она вполне могла позволить себе купить дорогое платье от-кутюр и иметь соответствующий вид, выходя куда-нибудь с шефом. На смену осени пришла зима, сэр Питер отмечал про себя, что с каждым днем Грета выглядит все привлекательней. И нет ничего плохого в том, что у начальника красивая секретарша. Ему нечего стыдиться.