Алхимия убийства - Кэрол Макклири Страница 5

Справа неистово и грает оркестр, наполняя обширный зал зажигательной музыкой. Тор [8]своим молотом не мог бы произвести больше грохота, чем оркестр, исполняющий мелодию Жака Оффенбаха с неистовством воинственного танца индейцев-дакота. Тромбоны, медные барабаны, тарелки — какой бедлам!

На танцевальной площадке две женщины и длинный худой мужчина танцуют канкан, высоко вскидывая ноги и падая на шпагат вопреки законам гравитации и анатомии.

Свисающий плакат извещает, что музыкальный зал снят учащимися художественной школы из Латинского квартала для бала по случаю осеннего урожая. Урожая чего — я не знаю, но молодые парижские художники-декаденты не нуждаются в особом поводе, чтобы выпить и повеселиться. С длинными жидкими волосами, в дурацких шляпах, с почти метровыми курительными трубками эта богемная молодежь придает своеобразный колорит городу. За чашкой кофе в кафе на бульварах молодые люди ведут беседы о жизни, любви и свободе, замышляют революции. К ним, как к домашним питомцам, относятся терпимо, пока их революционные планы не уходят дальше их стола в кафе.

Человек в черном идет к противоположному концу зала, проститутка следует за ним. Мне все еще непонятно, зачем он явился в это огромное кабаре. Не собирается же он убивать женщину под музыку канкана. И его красный шарф не дает мне покоя. Неужели преследую не того человека? Он что — радикал из кафе, намеревающийся поразвлечься с потаскушкой? Мне не удалось хорошо разглядеть лицо человека, пытавшегося убить меня в Нью-Йорке.

Я иду за парой, а в это время двери справа вдруг распахиваются и под восторженные возгласы в зале появляется умопомрачительная процессия. Впереди шествует Монтесума, а за ним ацтекские воины — дюжина крепких молодых людей в ярких головных уборах из зеленых, красных и желтых перьев. Воины несут на плечах большие деревянные носилки, на которых полуобнаженные пышногрудые девицы лежат на спине и на поднятых вверх ногах держат круглую крышку от стола. На ней стоит девушка с великолепной фигурой, — кроме бирюзового цвета ленты вокруг головы, на ней ничего нет.

Раздавшиеся крики грозят сорвать крышу. Я догадываюсь, что голую девушку выбрали королевой натурщиц для этого карнавала. Она должна получить награду только за то, что сохраняет равновесие.

Уверена, что для этих начинающих художников, у которых изображение обнаженной натуры составляет часть их обучения, плоть не тождественна греху, но мне как-то неудобно находиться в гуще сотен пьяных будущих маэстро, громко восторгающихся голой девицей.

Какой-то юнец пытается обнять меня, и я отталкиваю его руки.

Убийца и его жертвенная овечка приближаются к двери черного хода, и я спешу за ними, не представляя, что буду делать или говорить, когда остановлю их. Бежать в переполненном танцевальном зале невозможно, и они скрываются за дверью до того, как я успеваю их догнать.

Не зная, что делать дальше, я смотрю на закрытую дверь, будто она даст мне ответ. Какая опасность подстерегает меня за ней? Что, если он ждет там с ножом в руке?

Нечего и думать, что я привлеку чье-либо внимание в этом музыкальном зале. Мужчины совершенно обезумели от восторга, приветствуя свою новую королеву. Свисток не услыхать в двух шагах за спиной. Что я скажу полицейским, если мне удастся привлечь их внимание? Объяснять на ломаном французском, что я, репортер криминального отдела американской газеты, будучи пациенткой в доме для душевнобольных в Нью-Йорке, случайно встретила маньяка и последовала за ним в Париж?

Я хватаю бутылку шампанского с какого-то стола, за которым сидели мужчины. Сейчас они стоя выкрикивают тосты за голую королеву и ее свиту — я могла бы отрезать им бороды, и они ничего не заметили бы.

Приоткрываю дверь и заглядываю во внутренний дворик со столами и фигурой слона таких огромных размеров, что на нем мог бы поместиться небольшой оркестр. Во внутреннем дворике темно, холодно и безлюдно. За ним начинается переулок, окутанный туманом и темнотой.

Не могу избавиться от ощущения, что я преследую того самого человека, а женщине грозит смертельная опасность. Собравшись с духом, открываю дверь, подпираю ее бутылкой и быстро пересекаю внутренний дворик.

Останавливаюсь и всматриваюсь в глубину переулка, стараясь понять, вижу ли я там двух человек или это плод моего воображения, как вдруг слышу какое-то движение за спиной. Оборачиваюсь и вижу, что официант держит в руках мою бутылку шампанского и закрывает дверь.

Бегу назад и дергаю за ручку. Заперто! Стучу — никто не открывает.

Передо мной наполненная туманом щель переулка. Я поправляю шаль, но, честно говоря, кровь в жилах стынет не от холодного ночного воздуха.

Слишком много совпадений.

Как это мне не пришло в голову? Человеку, которого я ищу, так просто взять и появиться. Только по своей глупости я не учла это. Конечно, он узнал, что я в Париже и охочусь за ним.

И не случайно я оказалась одна в темном месте.

Охотник стал добычей.

Сюда неблизкий путь из Кокран-Фоллз, думаю я, входя в безлюдную ночь. Это мой родной город. Кокран-Фоллз, штат Пенсильвания, население 504 человека. Небольшое поселение назвали именем отца, после того как он построил мельницу на протекающей поблизости реке, превратив сонный город в растущую общину.

Элизабет Кокран — мое настоящее имя, но в семье меня называют Пинк, [9]потому что в детстве мама любила одевать меня в розовую одежду. Отец умер, когда мне было шесть лет, оставив семью в трудном материальном положении. Из-за этого я не смогла окончить среднюю школу и пошла работать на завод, где получала вдвое меньше, чем мужчины, выполнявшие те же самые операции, что и я.

Все началось, когда я стала защищать работающих женщин. В одной газете напечатали статью, в которой критиковали женщин, зарабатывающих себе на хлеб.

Потом я оказалась в сумасшедшем доме в Нью-Йорке.

* * *

Я всегда была убеждена, что нет ничего невозможного.

Нужно только приложить усилия в правильном направлении.

Если захотеть, можно добиться чего угодно.

Нелли Блай