Нешкольный дневник - Антон Французов Страница 5

Банду пытались выловить, но это оказалось не так просто, особенно если учесть, что их прикрывали чеченские бандиты. Почему именно чеченские? Да проще простого. Славянским браткам, говоря их языком, «в падлу приперло» бы крышевать «жопников». А кавказские бандиты смотрели на это куда проще и определеннее: есть выгода от сотрудничества — хорошо, и никакая ориентация и род деятельности помехой быть не может. Чеченцы снабжали «голубую банду» оружием, авто и наводками, а те щедро отстегивали от добытого. Единственное, что не собирались предоставлять бандитствующим Ромео-Джульеттам даже кавказцы, так это жилье. «Момент проживания» никак не могли раскусить и оперативники: «голубые бантики» всякий раз скрывались и залегали на дно. А где — никак не удавалось установить.

И наконец опергруппе, в состав которой входил и капитан Никифоров, удалось «прыгнуть на хвоста» банде: удалось проследить, где живут «мальчики по вызову». Оказалось, что геи поселились вместе с коллегами — подмосковными проститутками, которые комплектовали элитный «массажно-досуговый центр», располагающийся в нескольких километрах от столицы. Центр находился в трехэтажном коттедже, как водится — со всеми прибамбасами, и был рассчитан на о-о-очень состоятельного клиента. Здесь-то нашли приют четверо «мальчиков». Кстати, как выяснилось позднее, в центре они показали себя как вполне нормальные особи мужеского полу, а главарь «голубой банды» Ромео даже сожительствовал с «мамой» своих соседок-проституток — пышнотелой, усатой Ниной Ароновной. Прочие молодые люди также пользовались успехом, потому что, как говорили путаны позднее на допросах, ребята всегда производили очень благоприятное впечатление, были вежливы, предупредительны, остроумны и легки в общении, чем резко контрастировали с клиентурой девушек из центра, подбирающейся по одному критерию: финансовому. А платить от двухсот до тысячи долларов (а иногда и намного больше) за временное общение с элитной путаной может себе позволить сами знаете кто.

Опергруппа нагрянула в центр, где в результате ожесточенной перестрелки были задержаны двое из четверых «голубых бандитов». Третий был убит, а последнему — главарю банды Роману, он же Ромео, — удалось скрыться.

Но сопротивление оказали не только парни.

К неприятному удивлению оперативников, одна из путан оказала ожесточенное сопротивление. И если максимум усилий проституток в момент задержания сводился обычно к беспорядочному дрыганию руками и ногами, а равно воплям «Мусора — козлы!» и «Сучаррры бацильные!» (а большинство и вовсе принимало задержание как данность, с апатией, переходящей или в презрительные взгляды, или в слезы), — то эта девушка повела себя совершенно неадекватно. Когда вошли в ее комнату и начали обыск, она хладнокровно достала откуда-то из-за кровати пистолет и расстреляла в упор двух сотрудников милиции. Третий — по понятным причинам — открыл огонь на поражение и успел уложить ее прежде, чем она достала бы выстрелом его самого.

Этим третьим и был капитан Никифоров.

В притоне были найдены оружие и наркотики, а также деньги, причем пятьдесят тысяч долларов, в пяти пачках, не были учтены в бухгалтерии. В ходе следственных допросов «мама» Нина Ароновна поспешила списать все это на своих «постояльцев», в частности на своего недавнего любовника Романа.

Последнего, кстати, так и не нашли. Несмотря на то что искала его не только милиция, но и «крыша» досугового центра, бойцы одной из многочисленных подмосковных группировок. Еще один «голубой убийца», как уже говорилось, был застрелен в процессе задержания, а двое других также не дожили до суда: один, по имени Виталий, повесился в камере, а другому, Алексею, организовали «теплый прием» в камере СИЗО. Всем известно, какая встреча ждет на зоне лиц нетрадиционной ориентации. И хотя члену банды «Ромео и Джульетта» предстояло тянуть срок по бандитизму и разбою, его тут же подсадили в камеру, обитателей которой интересовали совсем другие нюансы биографии Ромео. И потому никто не удивился, когда в один прекрасный день обнаружилось, что Алексей умер в больнице от множественных разрывов прямой кишки и большой кровопотери.

Никого из банды не «дотянули» до суда, и это едва ли можно было признать случайностью.

Но капитана Никифорова поразило не это. Дело в том, что при обыске нашли еще одну вещь, которая позднее не была указана в протоколах, — Казалось бы, что можно укрыть от фиксирования в протоколе после того, как там уже черным по белому пропечатаны и оружие, столько-то единиц, и наркотики, столько-то граммов, и валюта США, столько-то «тонн»?

А был это дневник одной из путан. Как несложно догадаться, той самой, которая оказала сопротивление и была застрелена. Капитан Никифоров без колебаний приобщил бы его к делу, но какой-то коварный черт дернул его полистать страницы, зацепиться взглядом за несколько строчек — и все, больше он оторваться не сумел, хотя никогда не был любителем чтения.

Дневник оказался занимательным. Это легкомысленное, неуместное, в случае когда речь идет о боли и страдании многих людей, слово оказалось справедливо лишь в одном аспекте: дневник проститутки совершенно занял все мысли и все эмоции капитана Никифорова. Нет, он вовсе не был сентиментален или романтично настроен. Не может быть таким человек его жестокой и неблагодарной профессии. На своем веку он повидал достаточно многое и многих; ему приходилось слышать целые истории от путан, которые оправдывали свое продажное ремесло и свою грязную вовлеченность в него всяким разным, как то: тяжелое детство, отчим-изувер, насилие в двенадцать лет, и прочее, и прочее. В его мозгу уже выстроилась привычная схема, согласно которой следовало воспринимать подобные россказни, которые зачастую не очень сильно отличались от правды, а могли быть и чистой воды бредом, брехней, блефом, призванным давить на жалость.

Никифорова не трогали сопли и причитания, а жалобы вызывали только раздражение. Дневник же погибшей девушки, найденный им при облаве, затянул его, как тихий зеленый омут; тем более что покойная подмосковная проститутка была землячкой Никифорова, родом из Саратова, и все началось для нее именно здесь, в родном городе.

…Да, капитана Никифорова сложно было прошибить на слезу и сочувствие. Жалобами. Но тут оказалось другое.

Дневник не содержал жалоб. Каллиграфическим почерком человека, полностью отдающего себе отчет в том, что он делает и о чем рассказывает, был написан этот жуткий документ об одной отдельно взятой жизни.

Им, капитаном Никифоровым, взятой, если прибегнуть к игре слов.

— Я не смог сдать его в архив, — сказал он тихо. — Дело было закрыто за смертью главных обвиняемых, а уж я-то хорошо знаю, какова судьба всех фигурирующих в деле вещественных доказательств, если они, конечно, не представляют финансовой ценности.

Куда только давалось его косноязычие.

Мне почему-то стало неловко: не зная качества мне предложенного, я не мог гарантировать, что возьму текст, и даже малая вероятность того, что Никифорову придется сказать «нет», странным образом вызвала у меня ощущение дискомфорта. К тому же это был тот самый человек, чью фамилию я слышал две недели назад в своеобразном контексте.