Формула алхимика - Игорь Лебедев Страница 5

Грохот колес по булыжной мостовой заглушал половину слов рассказчика, но Илья Алексеевич решил не переспрашивать, воспринимая голос спутника скорее как род мадригала. ^[11]

— Надо сказать, что визит такого рода был для нас делом необычным, мы понятия не имели, как подступиться. Встали у входа и шагу не смеем ступить. Помолчали, пошли гулять по саду — считать наши капиталы. Выяснили, что на праздничный ужин можем пустить по два рубля на человека. Хватит ли? Бог весть. Пошли обратно в ресторан. Метрдотель тут как тут — в смокинге, с бантиком. «Что вам угодно, молодые люди?» Ну, объяснили ему, так, мол, и так, первый раз… «Все, — говорит, — устроим в лучшем виде, только скажите, сколько вас человек и какую сумму планируете ассигновать на празднество». Ну, сказали ему. «Возвращайтесь, — говорит, через полчаса». Пошли, стало быть, еще погуляли. Возвращаемся — мать честная! — испугались даже — длиннющий стол и весь уставлен как в сказке: бутылки, закуски, фужеры. Думаем: не ошибся ли? Как бы еще денег не потребовал. Но оказалось, всё было предусмотрено в пределах наших капиталов. Понятно, что портвейны были дешевые, шампанское суррогатное, закуски тоже не из дорогих. Но до чего ж красиво было подано! Какие этикетки на бутылках, какое оформление блюд…

Жарков даже причмокнул, вспоминая, как он уминал котлету, конфузливо посматривая на эстраду, где высоко поднимала ноги полуголая шансонетка.

Гимназия располагалась по 1-й Роте Измайловского полка, во флигеле домовладения братьев Тарасовых. У младших классов занятия как раз закончились, поэтому по коридорам носились мальчишки в черных тужурках, затянутые в лакированные ремни. Из зала доносились звуки гимназического хора и духового оркестра — репетировали кантату для предстоящего праздника.

— Горский? — переспросил старичок в синем форменном сюртуке с белой бородкой, столкнувшись на выходе из комнаты для учебных пособий с двумя господами; в руках у него был макет додекаэдра. ^[12] — А вы по какому поводу интересуетесь?

— Евгений Янович, я Петр Жарков, выпускник вашей гимназии, — попытался расположить к себе учителя криминалист. — Вы читали у нас математику и геометрию.

— Ах, Жаркоо-о-ов… — старичок прищурился. — Это вы мне бюст Декарта расколошматили?!

Ардов досадливо сжал губы — как видно, Петр Павлович оставил по себе в гимназии не лучшую память.

— Не я, а Сорокин! — мгновенно отозвался Жарков голосом провинившегося ученика. — Причем пострадал только нос.

— Нос пострадал у Томского! — строго указал старичок и двинулся по коридору.

— Евгений Янович, я защищался!

— А у Декарта — и нос, и подбородок, и прическа… — продолжил обвинительную речь математик. — Пришлось заменить Паскалем. Вы осознаете разницу?

— Конечно!

Профессор остановился и обернулся в ожидании ответа.

Жарков набрал воздуху в легкие и замер, послав Ардову взгляд с мольбой о помощи.

— В отличие от Декарта, Паскаль не признавал всемогущество разума, утверждая, что не только разум, но и чувства также дают человеку познание истины — каждое в своей области, — пришел на помощь Илья Алексеевич, мысленно отыскав нужную страницу в «Исторіи математики отъ Декарта до середины XIX столѣтія».

Преподаватель оглядел незнакомца со снисходительным интересом, однако уловил в ответе явную попытку превознести Паскаля, которого, очевидно, недолюбливал.

— Скажите еще, что сердце — орган познаний, — проворчал он.

Вокруг стоял гвалт. Один младшеклассник, разбежавшись, проскользил на ранце по паркету и врезался в Жаркова, едва не сбив с ног.

— Пиноретов! — окрикнул гимназиста старичок.

Тот вскочил, быстро поклонился, изображая раскаяние, и помчался дальше, оглашая коридор воинственными возгласами.

— Так что профессор Горский? — позволил себе вступить в разговор Ардов.

— Он больше не преподает, — старичок продолжил путь по коридору.

— Умер?

— Вот еще, — фыркнул математик. — Он моложе меня на пять лет!

Не исключено, что старик воспринимал себя местным Декартом, а бывшего коллегу недолюбливал именно как разрушителя основ.

— Господин Горский всецело увлекся, как вы изволили выразиться, познанием истины… — в голосе Евгения Яновича проступили нотки обиды и даже раздражения. — Не мне судить, но, по-моему, этот процесс повлиял на него не лучшим образом.

Он остановился у двери в класс. Гимназисты сновали туда-сюда, с любопытством поглядывая на незнакомых посетителей. Раздался звук ручного колокола, который, шаркая по коридору, тряс над головой школьный сторож, как две капли воды похожий на Сократа. Звон давал сигнал к началу урока. Евгений Янович обозначил поклон, намереваясь завершить беседу и пройти в аудиторию, но Ардов проявил настойчивость:

— Где мы можем его найти?

— С квартиры он съехал еще полгода назад. Безвылазно торчит у себя в лаборатории. Это где-то за Обводным каналом.

— Нельзя ли получить точный адрес?

— Понятия не имею! Никаких контактов мы не поддерживаем. Он пытался было слать мне письма с просьбами предоставить некоторые реактивы, но эти прошения были оставлены без ответа.

— Простите, — не унимался Ардов, чувствуя, что все более раздражает своенравного старика, — вы сказали «письма»? Очевидно, на конвертах был указан обратный адрес?

Учитель поморгал, не понимая, куда клонит визитер.

— У вас не остались эти конверты? — уточнил вопрос Жарков.

— Возможно, валяются где-то в столе, — пожал плечами математик.

— Евгений Янович, вы не могли бы посмотреть?

— Постараюсь. Зайдите через пару дней.

— Необходимо прямо сейчас.

В голосе Ардова неожиданно обозначились столь безапелляционные нотки, что профессор с удивлением уставился на него:

— Господа, у меня урок. Эти башибузуки разнесут класс, если кто-то не возьмет над ними власть, — старичок кивнул за дверь, где бушевала молодая энергия.

— Класс я возьму на себя, — уверенно произнес Ардов и обернулся к Жаркову. — Петр Палыч, вы не могли бы сопроводить господина профессора к его кабинету?

Сыщик излучал покой и уверенность. Помолчав, Евгений Янович хмыкнул, сунул ему в руки додекаэдр и заложенный закладкой учебник Воинова «Прямолинейная тригонометрiя» и молча отправился к лестнице. Жарков поспешил следом, одарив Ардова взглядом, исполненным восхищения и поддержки. Сделав глубокий вдох, Илья Алексеевич ступил в аудиторию.