Бюро волшебных случайностей - Татьяна Рябинина Страница 49

Интересно, а Ракитский уже знает, что меня убили? И как он к этому отнесся?

У меня есть одна знакомая дама, молодая и при этом отменного здоровья. Но она очень любит представлять свои похороны. У нее уже готово очень объемистое распоряжение, хранящееся в конверте с надписью: «Вскрыть немедленно после моей смерти». Там учтено все, начиная с перечня одежды, в которую ее надлежит одеть, кончая меню для поминок. Правда, периодически она это распоряжение переписывает: исключает или добавляет кого-то из потенциальных приглашенных, меняет платье или модель памятника. И при этом постоянно гадает, кто и как будет реагировать на ее смерть. Я всегда считала, что это какая-то патология, но внезапно поняла: а в этом что-то есть.

Ладно, с Ракитским разберемся позже. Сначала мама. А вот из машины придется вылезать. Демаскирует.

Я достала из бардачка темные очки, закрыла машину и дерганной походкой отправилась к метро. Мне постоянно казалось, что кто-то идет сзади. Я останавливалась, делая вид, что разглядываю витрины, а на самом деле пыталась высмотреть отражение преследователя.

В галантерейном магазинчике я приобрела черную косыночку и тут же, у зеркала, ее нацепила, стараясь, чтобы ни одна волосинка не торчала наружу. Лицо сразу стало чужим и некрасивым. Как все-таки много значат для лица волосы! Без челки и длинных прядей по бокам лоб стал каким-то выпуклым, щеки резко потолстели, даже нос почему-то зрительно увеличился. Ходить с таким лицом по улицам было стыдно. Но ведь это же хорошо, доказывала я себе, никто меня не узнает.

Чтобы усилит эффект, я купила набор дешевой косметики, зашла в платный туалет и навела «красоту». Теперь в этом чудище с угольными бровями и жирно подведенными глазками – они стали странно маленькими – вряд ли кто сможет опознать Лизу Журавлеву.

До «Озерков» я добиралась очень странным маршрутом. Вместо того, чтобы проехать одну остановку до «Гостиного двора», перейти на «Невский проспект» и дальше ехать прямо, я высидела до «Площади Александра Невского», перешла на Правобережную линию и доехала до «Садовой». Там я сделала еще одну пересадку, но не поехала до «Озерков», а вышла на одну остановку раньше, на «Удельной». А там поднялась наверх и села на маршрутку. При этом я усиленно оглядывалась и озиралась, не прекращая себя ругать: это же чистой воды паранойя, я же умерла и лежу в судебном морге, кто может меня выслеживать?

На лестничной площадке я остановилась, размышляя, что же лучше: позвонить или открыть своим ключом. Но решить ничего не успела, потому что дверь распахнулась сама.

Мама стояла на пороге вполоборота, держась за ручку и слушая, что говорит ей кто-то, остающийся в квартире. Даже так я видела, что ее лицо распухло от слез. Мне внезапно захотелось поехать к Чинаревой на работу, вломиться к ней в кабинет и разбить физиономию.

Повернувшись, мама посмотрела на меня и как-то очень буднично поинтересовалась, что у меня с лицом. Потом ее глаза расширились, она охнула и начала медленно сползать вниз, держась руками за дверь. Какой-то мужчина подхватил ее, не давая упасть. Он хотел увести маму, но она пробормотала: «Не надо» и махнула рукой в мою сторону.

Ракитский – кто же еще! – посмотрел на меня с недоумением.

- Вы к кому? – спросил он.

- Да это же… - слабым голосом начала мама, которую Антон по-прежнему придерживал за плечи, и замолчала.

Я сняла косынку. Мама всхлипнула, Антон отпустил ее и сделал шаг вперед.

- Ну и дрянь же ты, Лиза! – тихо, но резко отчеканил он.

Мама то плакала, то пила корвалол, то смеялась и обнимала меня. Ракитский хмурился. Особой радости с его стороны на наблюдалось, и это меня изрядно обижало.

- Черт возьми, я что, виновата? – в конце концов заорала я. – Что ты дуешься, как жаба на печи? И вообще, что ты здесь делаешь? Кто тебя сюда звал?

- Лиза, перестань! – одернула меня мама. – Антон Сергеевич приехал вчера вечером на дачу, с милиционером, они мне все рассказали, привезли в город. Я сразу вещи для похорон взяла, квартиру-то опечатали. В морг поехали… - мама снова собралась плакать.

- Ну ладно, не надо! – я обняла ее и сама захлюпала носом.

- Кого же мы тогда опознали? – спросил молчавший до сих пор Антон.

- Настю. Ну, соседку. Она еще пришла как раз, когда ты ко мне в дверь ломился.

Мама напряженно переводила взгляд с него на меня и обратно, силясь вникнуть в суть наших отношений. Я редко знакомила ее со своими кавалерами. Ракитский в число избранных не входил.

- Я бы не сказал, что она очень похожа на тебя, - засомневался он. – Разве что рост и цвет волос. Твоему киллеру что, не дали фотографию?

- Наверно, нет, - я пожала плечами. – Чинарева, видимо, очень торопилась.

- А что соседка делала у тебя в квартире?

- Не представляю. Хотя… Ты знаешь, все могло быть совсем наоборот. Киллер пришел… Кстати, как он попал в квартиру, известно?

- Или его впустили, или открыл сам. Замки не взломаны.

- Впустить его никто не мог, кроме, конечно, Насти. Но опять же, что ей делать в моей квартире? У нее нет таких эксцентричных привычек. Скорее всего, это киллер как-то открыл дверь, а Настя услышала, подумала, что это я вернулась, и решила зайти. Видимо, не стала звонить, просто вошла в открытую дверь. А он принял ее за меня и… убил.

- Допустим… - Антон продолжал хмуриться, а злилась все больше: по моим расчетам, увидев меня, он должен был рыдать от счастья. – Что ты думаешь делать дальше?

- А что ты мне посоветуешь?

- Тебе, Лизонька, надо пока оставаться умершей! – внезапно вмешалась мама. – Пусть все думают, что тебя убили. А вы, Антон Сергеевич, расскажите все следователю. Он ведь ваш знакомый, он вам поверит.

Ничего себе! Наш пострел везде поспел. И тещу несостоявшуюся в горе поддержать, и нарассказывать ей всякого. Кстати, почему несостоявшуюся? Ведь я, оказывается, жива. Хотя и вынуждена притворяться умершей. Ладно, не до матримоний сейчас.

- А что с похоронами?

- Антон Сергеевич уже обо всем позаботился. Послезавтра, на Северном кладбище.

- А гроб мне хороший заказал? – сварливо спросила я. – Или пожмотился?

- Дура плюшевая! – обласкал меня Антон. – Неужели бы я стал на твоих похоронах экономить! Мне для любимой женщины ничего не жалко! – мамины глаза при этих его словах умильно увлажнились. – И гроб, и венки – все по высшему разрядку. Так что у твоей соседки будут вполне пристойные похороны, раз уж она по твоей милости пострадала.

- Не смешно! – отрезала я.

- Да, не смешно, - согласился Ракитский. – Особенно несмешно будет потом, когда придется играть обратно и доказывать, что ты – это ты, а труп, захороненный под твоим именем, - твоя соседка. Нет, боюсь Стоцкий этого не одобрит. Так что позвоню я ему лучше после похорон. Потому что с мамой твоей полностью согласен – сиди и не высовывайся.