Марки королевы Виктории - Барри Мейтланд Страница 48

– Это точно, – сказал Фицпатрик. – Крайне удивились.

– Мы тогда еще подумали, – сказала Хелен, – что ему очень одиноко и он решил чем-нибудь занять себя.

– Это верно. Ну, я пригласил его на ленч, показал ему свои альбомы и так далее… Я подумал, что он тоже хочет обзавестись аналогичным хобби, и рассказал, с чего, по моему мнению, следует начинать. За все время разговора он ни словом, ни жестом не дал мне понять, что сам давно уже коллекционирует марки.

Мне казалось, что он вообще не имеет представления о том, что такое марки, и это, признаться, меня удивило. Я это к тому говорю, что каждый мальчишка в определенном возрасте проявлял к маркам хотя бы преходящий интерес. Сами знаете: чтобы вырезать марки с присланных мамочке писем, денег платить не надо. Собирать эти марки и обмениваться ими с товарищами – тоже необременительное для кошелька занятие. Я думал, каждый это знает. Полагаю, коллекционирование марок апеллирует к нашей инстинктивной тяге все описывать и классифицировать.

– И приобретать! – добавила его жена. – Приобретение – вот что его интересовало. Он любил приобретать ценные вещи – помнишь ту историю об акциях компании Маркуса, которую нам рассказывали? Он не успокоился, пока не получил их все.

– Что ж, и такое возможно, но я лично в этом не уверен. Он тихо сидел в углу и слушал мои объяснения относительно того, как все происходит – у филателистов, хочу я сказать.

– А как у них все происходит, мистер Фицпатрик?

– Вы действительно хотите это знать? – с сомнением в голосе спросил он.

– Скажем так: в общих чертах.

– Ну, пройдя в школе стадию инициации, вы начинаете понимать, что марок на свете великое множество и собрать их все вряд ли возможно. По этой причине вы приходите к мысли о необходимости специализации. Возможно, офис вашего отца имеет подразделение в Германии и отец сохраняет для вас конверты от деловых писем. И вы начинаете специализироваться на марках этой страны. Или вы можете собирать марки по определенной тематике. Скажем, марки с изображением бабочек, или портретами астронавтов, или что-то в этом роде. Я лично никогда не видел в этом особого смысла, но в наши дни эта идея очень популярна. Моя коллекция основана еще моим отцом, а он сосредоточил все свое внимание на королеве Виктории… ну я и продолжил это. Я… – Он сделал паузу. – Мне надо кое-что вам показать, чтобы вы поняли историю о красненьких за пенни. – Он поднялся на ноги, ненадолго куда-то вышел и вернулся с толстым альбомом в руках.

Положив альбом на подоконник, раскрыл его на первой странице. К бумажному листу с едва заметным сетчатым узором были прикреплены шесть идентичных, простых на вид, черных марок.

– Черные номиналом в пенни? – спросила Кэти.

– Коли вы так говорите, значит, действительно кое-что знаете о марках. Вот эта принадлежала моему отцу, а эту он подарил мне на день рождения, когда мне исполнилось одиннадцать. Я до сих пор помню тот торжественный для меня момент, когда стал полноправным обладателем своей собственной черной марки номиналом в пенни…

– Это своего рода культовый предмет, не так ли? – спросила Кэти. – Эти черненькие за пенни?

– Совершенно верно. Потому что они были первые. Их в общей сложности напечатали семьдесят миллионов в течение 1840-го и в начале 1841 годов, когда цвет изменили на красный, но большинство из них затерялись или были уничтожены. Прошло довольно много времени, прежде чем люди додумались до того, что марки можно коллекционировать.

– Но разве одной не достаточно? – спросила Кэти. – Зачем вам больше, если все они одинаковые?

– А затем, что он помешанный, – сердито сказала Хелен. – Помешался на марках, и ничего не может с собой поделать.

Он энергично замотал головой:

– То-то и оно, что они не одинаковые. Металлические пластины с выгравированным на них рисунком, с которых печатались марки, имели-таки некоторые отличия. К примеру, вот эта марка напечатана с пластины номер шесть, а эта – с пластины один-А. – Тоби Фицпатрик с каждой минутой становился все более оживленным и говорливым, четче формулировал свои мысли.

– Тем не менее все они считаются черными марками номиналом в пенни?

– Да. И это предоставляет дополнительную возможность для специализации. Вы можете посвятить себя коллекционированию всех вариантов и типов одной марки или группы марок.

– И после этого некоторые люди еще позволяют себе утверждать, что выращивать цветы – скучно, – сказала Хелен. Она попыталась пошутить, но неудачно – из-за напряжения, сквозившего в ее голосе.

Тоби перевернул несколько плотных страничек альбома, продемонстрировав Кэти три листа с марками, имевшими аналогичный с предыдущими знаками почтовой оплаты дизайн и номинал, но глубокого красно-коричневого цвета. Все марки выглядели абсолютно одинаково, за исключением почтового штемпеля.

– Вот красненькие за пенни, использовавшиеся между 1858 и 1879 годами. Их найти куда легче.

– И сколько у вас таких марок?

– Сто пятьдесят штук. – Он вынул из кармана увеличительное стекло и протянул Кэти. – Вот, взгляните на орнамент в правой стороне марки.

Она взглянула и даже ухитрилась рассмотреть крохотные цифры 1, 7 и 1, вплетенные в завитки орнамента.

– Пластина сто семьдесят один. Как я уже говорил, все они отличаются друг от друга.

– Тут у вас пропуск, – сказала Кэти, указав на пустое место между марками на первом листе с красненькими.

– Да, мне удалось раздобыть оттиски со всех пластин, кроме семьдесят седьмого номера.

– Это раритет, не так ли?

– Еще какой! Где я только не пытался их разыскать, все марочные толкучки обошел, да все без толку. Шансов случайно наткнуться на экземпляр, который разыскивает множество коллекционеров, очень мало.

– Эти марки, наверное, дорогие?

– О да. Большинство из тех, что здесь представлены, стоят по каталогу от нескольких пенсов до нескольких фунтов. Существует возможность приобрести все оптом на каком-нибудь аукционе за пару сотен фунтов. Но экземпляр с печатной матрицы номер семьдесят семь будет стоить никак не меньше двадцати тысяч фунтов стерлингов. Я имею в виду использованную марку, потому что неиспользованная обойдется вам раза в два дороже.

– Ого!

– Насколько я помню, Сэмми Старлинг издал точно такой же возглас, когда я ему об этом сообщил.

– Значит, это его впечатлило?

– Несомненно.

– Все-таки расскажи нашей гостье эту историю до конца, дорогой, – нетерпеливо сказала Хелен.

– Извини… Итак, прослушав мою лекцию, Старлинг ушел домой, а где-то через неделю позвонил снова. Сказал, что хочет кое-что показать. Это был совершенно новый альбом, с хрустящими, так сказать, страницами. Пустыми, подумал я поначалу. Но потом он раскрыл его, и я увидел на первом листе, в самом его центре, одну-единственную красную марку номиналом в пенни. Я решил, что он таким образом положил начало своей коллекции. Поехал в Фарнем в магазин, где продаются коллекционные монеты и марки, купил там себе симпатичный альбомчик и приобрел свою первую марку – красненькую за пенни, которая обошлась ему пенсов в пятьдесят. Я сказал: «Хорошая марка, Сэмми, и штемпель ясно отпечатался. Какой у нее номер печатной матрицы?» Он промолчал. Тогда я достал лупу и взглянул на номер. Это был оттиск с пластины номер семьдесят семь.