Леопард из Батиньоля - Клод Изнер Страница 48

— Почему?

— Она цветы продает, ходит по городу, а дома отсидеться, пока все не уляжется, нет возможности — не рантье, чай, зарабатывать надо на пропитание. Хорошо хоть, газетчики по-людски себя повели: ни имени ее не напечатали, ни адреса, а она почти напротив меня живет, я в доме двенадцать, она в двадцать девять бис.

— А она правда негритянка… и блондинка?

— Нет, конечно, — усмехнулся папаша Фортен. — Это у нас в квартале ее так называют. А вообще она мулатка — ну, знаете, кофе с молоком, и волосы у нее не то чтобы светлые, но и не смоляные. Красивая девушка, только чуток диковатая — потрепала ее жизнь, чего уж там говорить.

Виктор, поблагодарив за всё, отправился дальше пешком, велосипед покатил рядом.

Дом номер 29-бис был похож на казарму. Массивная решетка отгораживала заросший сорняками двор, по которому бродили куры; мрачная стена взирала на него крошечными окнами без ставней. Навстречу Виктору из парадного вывалилась, размахивая плетеной корзинкой, толстая женщина с двойным подбородком, толкнула калитку в решетчатой ограде, полоснув его колючим взглядом. Виктор приподнял шляпу:

— Простите, мадам, здесь живет цветочница, которую все называют негритянкой-блондиночкой?

Кумушка, видимо расположенная поболтать, смягчила взгляд и поставила корзинку на землю.

— А то где же? Жозетка-то прямо над нами и живет. В последнее время нос дерет, пигалица этакая, — ей, вишь ты, свезло о покойника споткнуться и оттого на нее журналисты слетелись, как мухи на непотребство, всё языками чешут про это дело, успокоиться не могут. По правде-то им, мужикам, одно подавай — как увидят ее, так слюни и пускают. Вон мой-то Марсель, на что уж рохля, так когда на Жозетку пялится, у него зенки что твои блюдца. А она и довольна, тьфу пропасть, черномазая. — Излив ведро желчи, тетка подхватила корзинку.

— А где она продает цветы? — спросил Виктор.

— Я почем знаю? На рынках или на перекрестках, где таких, как она, встретить можно. Натуральная побродяжка!

На обратном пути пропали и легкость, и упоение скоростью. Виктор вяло крутил педали, в голове вертелись грязные слова толстухи. То ли жара подействовала, то ли алкоголь, но ему казалось, что хозяева бутиков, скучающие на порогах своих заведений, — антиквары, торгующие раритетными английскими стульями, комодами эпохи Людовика XV, сундуками и ларцами в стиле Ренессанса, — дружно провожают его неприязненными взглядами.

«Не дай бог в один отнюдь не прекрасный день какой-нибудь благонамеренный идиот вот так выскажется в лицо Кэндзи, Айрис или Таша», — грустно думал он, сворачивая на площадь Бастилии.

Пренеприятнейшее совпадение: в лавке «Эльзевир» Виктора ждала встреча с еще одной ксенофобкой. Первое, что он там увидел, была извечная козья мина Бланш де Камбрези, всегда готовой обрушиться с нападками на иноземцев. В этот раз у нее, по счастью, нашлись другие заботы — она увлеченно злословила о своей подружке Олимпии де Салиньяк, и единственным ее слушателем был Кэндзи.

— Подумайте, какое малодушие! Узнав, что дядя мужа Валентины замешан в деле об убийстве, она ретировалась на улицу Барбе-де-Жуи и не выходит из дома этой разнесчастной Адальберты де Реовиль, чье здоровье и без того оставляет желать лучшего, а тут по иронии судьбы оказалось, что ее дражайший супруг, дурак дураком, ничем не лучше герцога де Фриуля! Представьте себе, этот простофиля де Реовиль, хоть и полковник в отставке, потратил изрядные средства на акции «Амбрекса»! Адальберта рвет и мечет. Что до меня, я в жизни не стала бы вкладывать деньги в столь сомнительные предприятия. Часть моего состояния инвестирована в российские кредиты — вот это надежно, можно не сомневаться!

Виктор, воспользовавшись ситуацией, увлек Жозефа в подсобку и выложил ему все, что удалось узнать на улице Буле. Сверившись по справочнику издательства «Ашет», они быстро установили местонахождение цветочных рынков в Париже. Два работали на острове Сите и на площади Республики по средам и субботам, третий — на площади Мадлен по вторникам и пятницам.

— Отправляйтесь на площадь Мадлен, как только позавтракаете, — велел Виктор и поспешил на помощь своему компаньону.

До площади Мадлен Жозеф добрался быстро. На тротуарах вокруг церкви под брезентовыми тентами обретались цветочницы, у которых отоваривались респектабельные господа или их слуги. Чайные розы и белоснежные гардении, разновеликие гвоздики и пламенеющие гладиолусы соседствовали здесь со скромными маргаритками и душистым горошком в горшочках. Буйство красок вокруг наполняло душу блаженством, а обоняние ласкали букеты ароматов, в которых у каждого прилавка сплетались разные, но неизменно восхитительные запахи. Дочь садовника, милая девушка в длинном, обшитом сутажом платье, любезно объяснила Жозефу, как найти негритянку-блондиночку, и долго смотрела ему в след — удержать пригожего молодого человека, которого ничуть не портил небольшой горб, не удалось, даже на элегантный букетик для бутоньерки он не соблазнился.

При виде белокурого юноши, решительной походкой направляющегося к ней, Жозетта Фату вздрогнула от нехорошего предчувствия. И оно тотчас оправдалось, потому что юноша подошел и приподнял котелок:

— Мадемуазель, ваш покорный слуга Жозеф Пиньо, романист и книготорговец. Мне сказали, что вы можете помочь в составлении портрета преступника, поскольку были свидетельницей…

Договорить он не успел — цветочница завизжала, призывая на помощь прохожих. К ним тотчас подскочила дородная дама в мантилье и принялась науськивать на Жозефа моську, жавшуюся к ее ногам:

— Ату его, Султан, ату!

Султан ограничился тем, что грозно припал к тротуару, будто перед прыжком, и немилосердно обтявкал молодого человека.

— Что там с тобой случилось, Жозетта? — крикнула соседка-цветочница.

— Этот господин сделал мне неприличное предложение! — выпалила девушка.

— Вот безобразие! Стыдитесь, охальник! — пролаяла вслед за своей моськой дородная дама.

Жозеф стерпел клевету с достоинством героев Дюма: подбоченился, смирившийся, но гордый, и с видом жертвы, бросающей вызов палачу, отчеканил:

— Уймите вашего людоеда, мадам, я ухожу! — Он заметил приближающегося полицейского и рассудил, что действительно стоит временно отступить.

Оставшись одна, Жозетта справилась с внутренней дрожью, но руки продолжали трястись. В памяти отпечаталось лицо мужчины. Другого мужчины. Несколько дней назад, когда она очнулась от обморока в своей комнатушке, вместе с сознанием вернулся страх. Она лежала в кровати, на лбу — смоченное холодной водой полотенце. Привиделось ли ей в обморочном кошмаре или кто-то касался ее груди, пока она была без чувств?.. Так или иначе, верхние пуговицы блузки оказались расстегнутыми. Незнакомец извинился, сказал, что не хотел ее напугать и не должен был входить в комнату без разрешения, но все же осмелился ее побеспокоить лишь потому, что мадемуазель Жозетта — единственный человек, способный ему помочь, и он будет бесконечно благодарен, если она опишет ему убийцу, заколовшего кинжалом месье Гранжана. Жозетта, слушая, млела от ужаса, она думала, что незнакомец издевается, что, вдоволь насладившись паникой жертвы, он ударит ее, изнасилует и убьет. Но он просто сидел рядом, смотрел участливо, протянул ей второе полотенце. Тогда она прошептала, что почти ничего не разглядела и про убийцу может сказать лишь то, что у него седые волосы и он любит музыку, поскольку, стоя над телом умирающего Леопольда Гранжана, он пел… «Мадемуазель, вы сообщили мне нечто очень важное. Спасибо. До скорой встречи!»