Алая карта - Буало-Нарсежак Страница 47

— К кому вы направляетесь?

— К мадам Монтано.

— Да-да, она меня предупредила. Второй этаж.

В лифте женщина сообщает Жюли, что после ограбления прежняя компаньонка не захотела остаться с мадам Монтано.

— Я временно помогаю бедняжке, пока она кого-нибудь не наймет.

Консьержка придерживает Жюли дверь лифта, выходит, звонит и открывает бронированную дверь своим ключом.

— Негодяй подкараулил мадам, когда она возвращалась домой, втолкнул ее в квартиру, ударил и управился за несколько минут. Я была в подвале и ничего не видела. В наше время следует быть очень осмотрительным!

Она кричит:

— Мадам, к вам пришли.

И добавляет, понизив голос:

— Она немного глуховата, так что говорите помедленней.

В глубине ярко освещенного коридора появляется маленькая старушка. Она принарядилась, даже украшения надела — украли у нее явно не всё!

— Как же я рада тебя видеть, Жюли! Ты совсем не изменилась. Чудесно, что тебе пришла в голову мысль позвонить. Как ты меня находишь?

Жюли понимает, что ей отведена роль слушательницы.

— Позволь тебя расцеловать. Прости, что «тыкаю», но я так стара, что готова быть на «ты» даже со Всевышним. Дай взглянуть на твои бедные руки. Какой кошмар!

В голосе Джины слышится рыдание, но она тут же спохватывается и продолжает щебечущим тоном:

— Дай-ка я возьму тебя под руку. Ты выглядишь очень крепкой — ничего удивительного, тебе всего восемьдесят девять. А мне — ты только подумай! — скоро будет сто! Но я не жалуюсь — вижу и слышу хорошо, да и ноги пока держат. Бегать не бегаю, но хожу… Сюда… Устроимся в гостиной… Подумать только, когда-то я могла целый день провести в седле… Знаешь, я ведь снималась с Томом Миксом! ^[33] Садись в то кресло.

«Будет нелегко…» — думает Жюли.

Она смотрит на женщину, которая когда-то была популярна не меньше Мэри Пикфорд. Джина Монтано съежилась, скрючилась, но в ее сильно накрашенном лице осталось что-то молодое и очень живое благодаря не утратившим блеска глазам, выражающим радость жизни. Маленькая цветочница из неаполитанской гавани состарилась, но совсем не исчезла. Джина протягивает Жюли бонбоньерку с шоколадными конфетами.

— Надеюсь, ты любишь полакомиться. С любовью мы покончили, осталось наслаждаться сладким.

Джина весело смеется, спохватывается, прячет лицо за ладонями. Руки никогда не были самой красивой частью ее тела, а теперь они еще и изуродованы артрозом. Она перехватывает взгляд Жюли и печально кивает.

— Видишь, мы похожи: не пальцы, а крючья. Глории повезло больше?

— Намного.

— Прости.

— Ничего, я просто констатирую факт.

— Хотелось бы ее повидать.

— Так в чем же дело? Наш остров совсем недалеко. Глория будет рада… В «Приюте» вы встретите множество почитателей. Вчера я беседовала с одним другом, речь случайно зашла о вас, и он… знаете, что он сказал?

Джина не сводит с Жюли глаз. Она жаждет похвалы, как ребенок куска именинного торта.

— Так вот, он сказал: «Монтано была настоящей звездой. Таких больше не делают!»

В порыве благодарности Джина хватает руку Жюли и подносит ее к губам.

— Я тебя обожаю, правда. Приятно, когда тебя хвалят. Мой телефон молчит уже много месяцев. Забвение, дорогая, полное забвение. Никто этого не поймет. О, прости, mia cara, тебя я в виду не имела, но ты наверняка свыклась за столько лет. А вот я… Последний раз обо мне вспомнили два года назад, когда понадобилась совсем старая старушка на роль паралитички. Не слишком заманчиво и совсем не почетно, но меня это не смутило. На меня напялили лохматый парик, я вынула зубные протезы, и получилась фея Карабос! Жаль, что сегодня злые ведьмы больше не интересуют ни киношников, ни телевизионщиков, так что Джина тоже не нужна. Finita la comedia!

Она достает из кармана кружевной платочек, благоухающий жасмином, и промокает глаза, потом протягивает руку к Жюли.

— Помоги мне подняться, а то меня после нападения ноги плохо держат. Пойдем, я покажу тебе квартиру. Здесь мой кабинет… Теперь делами занимается поверенный… Это гостиная, тут книги, кассеты, старые фильмы, но я их больше не смотрю.

Она останавливается и признается горьким тоном, наставив на Жюли указательный палец.

— Я потеряла вкус к жизни. Мне страшно. Видишь там, на консоли, мои документы? Я не решаюсь к ним прикоснуться! Мне вернули паспорт и удостоверение личности — их выловили из сточной канавы.

Жюли решает полюбопытствовать, раскрывает испачканный в грязи паспорт и пробегает глазами строчки.

«Джина Монтано… родилась в… родители… 1887».

«Отлично!» — улыбается про себя Жюли. Джина тянет ее за рукав.

— Идем, я покажу тебе кухню. По правде говоря, большую часть времени я провожу именно там.

При виде завешанных киноафишами стен Жюли не может скрыть удивления. Джина в объятиях Тайрона Пауэра. ^[34] Джина в «Пылком Везувии» рядом с напомаженным актером, в леопардовой шкуре. Джина в «Тайне бунгало», целится из револьвера в выпрыгивающего из окна мужчину… Повсюду — от пола до потока — поцелуи, сладострастные объятия и написанное крупными буквами имя — ДЖИНА МОНТАНО.

Джина тоже смотрит на старые картинки, молитвенно сложив пухлые ручки.

— Вся моя жизнь, — шепчет она. И добавляет беззаботным тоном: — Все они — Шарль Буайе, Эррол Флинн, Роберт Монтгомери, Роберт Тейлор ^[35] — держали меня в объятиях. Я помню каждого. Куда уж тут переезжать…

— Вовсе нет, — возражает Жюли. — У меня появилась отличная идея: вы должны поселиться в «Приюте отшельника», рядом с нами.

— Слишком поздно. Слишком, уверяю тебя. Знаешь, меня навестил сын — заскочил между двумя рейсами. Он готов купить мне квартиру в другом доме, но нельзя же провести остаток жизни, перебираясь из одного жилища в другое, хоть я и цыганка… Шикарная, но цыганка. И вообще, мне пора на кладбище.

Одинокая напуганная старушка плачет, прислонившись к своей гостье, плачет — и не может остановиться.

— Спасибо тебе, — шепчет она. — Спасибо, что пришла… Ты права. Возможно, я найду покой среди вас, если меня захотят принять в ваше «братство». Выпьешь кофе? Я сделаю тебе эспрессо. Садись вот там, рядом с плитой.