Ночь у Насмешливой Вдовы - Джон Диксон Карр Страница 47

— Сэр Генри Мерривейл? — прошептал женский голос в полумраке.

— Совершенно верно.

Казалось, слабый голос принадлежал какому-то неземному существу. Г.М. указали налево:

— Сюда, пожалуйста.

Дом Стеллы Лейси, стоявший в южном углу парка, симметрично дому полковника Бейли в северном углу, вовсе не был викторианским по стилю. Несколько столетий назад здесь жила вдовствующая мать тогдашнего Сквайра; после женитьбы молодой владелец поместья удалил мать из замка, и она жила здесь. Снаружи домик выглядел живописным — черные балки на камне. Однако гостиная, куда похожая на ведьму экономка проводила Г.М., производила совершенно иное впечатление.

Комната, в которой Г.М. ждали Стелла Лейси и доктор Иоганн Шиллер Шмидт, была длинной, с низким потолком; стены были выкрашены бледно-зеленым, каким-то похмельным, цветом. На стене висели три картины: две представляли собой разноцветные кляксы, сюжет которых, наверное, был понятен лишь самому художнику, а третья отдаленно напоминала обнаженную женщину, которая с загадочным видом припадала к земле, сощурив единственный красный глаз.

Напротив двери находилась лестница, ведущая на второй этаж. Сбоку на стене ступеньками расположились книжные полки. Кроме того, в гостиной имелся рояль, накрытый сборчатой серебристой накидкой, придавленной маленькой, но, видимо, тяжелой статуэткой: цилиндр с ушком на одной стороне и крылом — на другой.

Но если в викторианской спальне Джоан чувствовалось некое дыхание сверхъестественных сил, то модерновая гостиная Стеллы Лейси буквально дышала страхом, горем и страданием. Г.М. оглядел обстановку маленькими острыми глазками.

— Я пришел так быстро, как только смог, миссис Лейси, — сказал он, понизив густой бас. — Что случилось?

Доктор Шмидт, скрестивший руки на груди, стоял спиной к холодному камину, над которым висело непонятное голое красноглазое страшилище. Миссис Лейси сидела и смотрела в пол, стиснув тонкие руки, опустив голову; пепельные волосы падали на лицо. Она расположилась на причудливо изогнутой кушетке.

— Сэр Генри, — начала она, тяжело вздохнув, — я…

— Пошалуйста, одна минутка, — перебил ее доктор Шмидт.

Хотя происходящее было доктору явно не по душе, он помнил, что всегда должен улыбаться и лучиться добродушием. Однако его коренастая фигура выражала обратное. К тому же тяжелая золотая оправа очков сверкала как-то недобро, а глаза за стеклами казались гораздо больше, чем были на самом деле. Оживленность доктора в этой комнате, наполненной страхом, казалась почти кощунственной.

— Я не созывал консилиум, заметьте, — сказал он. — И все же… Надо радоваться, когда приходит коллега, да?

— Прошу вас, доктор Шмидт! — с трудом выговорила Стелла. — Позвольте мне самой рассказать все.

Доктор бесстрастно махнул рукой в знак согласия.

Стелла подняла голову. Серые глаза распухли и покраснели от слез, а красивое лицо осунулось. Г.М. прислонился спиной к столу, на котором он заметил еще одну странную статуэтку и колоду карт.

— Сэр Генри, — Стелла то стискивала, то разжимала руки, — не знаю, видели ли вы мою дочку, Памелу…

— Я видел ее как-то раз на улице, миссис Лейси. И пару раз встречал после того. Очень симпатичная девчушка. Она мне понравилась.

— Спасибо, — кивнула Стелла. — Вчера вечером я спросила вас… нет, не вас, полковника… впрочем, не важно! Я спросила, не видели ли вы ее книжку стихов. Она без конца переписывает их, чтобы выглядело красиво, и сама выполнила переплетные работы. Погодите!

Стелла встала и, спотыкаясь, побрела к книжным полкам. Часто моргая, чтобы не расплакаться, она лишь добилась противоположного результата. Со стопки книг она сняла тонкую книжечку, переплетенную в серый картон. На обложке было аккуратно выведено печатными буквами: «Памела Лейси».

— Вот, сэр Генри. Пожалуйста, прочтите третье стихотворение… то есть песенку… Доктор Шмидт пометил его.

— О да! — просиял доктор и скрестил руки на груди.

— Я должна объяснить вам, — продолжала Стелла, которая, очевидно, находилась на грани истерики. — Внимание Пэм привлекла одна французская песенка. Она начинается словами: «Дождик капает — пастушка, собирай своих овечек». Песня про Марию-Антуанетту и ее придворных, когда они играли в пастушек и молочниц в Версале.

— По-моему, я понял, мадам.

Г.М. взял книжечку и открыл ее на третьей странице. Стихотворение было написано ясным и четким, но еще детским, неоформившимся почерком. Оно было озаглавлено «Шансонетка» и начиналось так:

Дождик капает — пастушка, собирай своих овечек,

Что за милая улыбка, что за платье у тебя!

Улыбнись мне, дорогая, попляши передо мною,

Ты красотка, дорогая, я — красавец хоть куда!

Дождик капает — пастушка, собирай своих овечек,

Ты не плачь и вытри глазки, не ходи ты с кислой миной.

От тебя я не отстану; мы с тобою неразлучны.

Сбрось чепец и остригись ты; ведь зовусь я гильотиной!

После того как Г.М. закрыл книжечку и положил рядом с собой на столе, последовала долгая пауза. Он как бы ненароком стал перебирать вещи на столе.

— Ясно, — проговорил он без выражения.

Стелла Лейси больше не могла сдерживаться.

— Сэр Генри! — вскричала она. — Доктор Шмидт утверждает, будто моя Пэм писала все эти анонимные письма!

Холодный ужас, пронизывавший комнату, делал ее обстановку еще более нелепой, наделив странные предметы мебели неким потусторонним содержанием. Г.М. не двигался и молчал.

— Неужели вы не понимаете?! — продолжала Стелла.

— Ах! — воскликнул доктор Шмидт, изогнувшись в полупоклоне. — Ви есть заметить болезненный излом, разложение, как червь в яблоке, который есть присутствует в последний строка стихотворений?

— Как… в той книге, — прошептала Стелла.

Спотыкаясь, она снова заспешила к стеллажу и вернулась с книгой в синем переплете, которая сразу открылась на нужной странице.

— Правда! — пробормотал доктор Шмидт, поджимая губы. Затем махнул рукой, скромно улыбаясь. — Это есть немного параллельный случай. Я предупреждать миссис Лейси, что такое есть возможно, еще до того, как она получить анонимный письмо. Дорогая моя, вы должен успокоиться и не тревожиться. — Очки в золотой оправе сверкнули в сторону Г.М. — Итак?