Театр мертвецов - Михаил Март Страница 45

– А как выглядел их руководитель – Антон Грановский.

– Так, как и все.

– На нем не было водолазки, брюк?

– Водолазки? В такую-то духотищу? Нет. Сколько я его видела, он был самым попугаистым среди всех. Рубашку в подсолнухах носил, навыпуск, с коротким рукавом и «бермуды» в цветочек по колено.

– Вы в этом уверены?

– Так он и в театр так ездил.

– Водолазки вы на нем не видели?

– Ни разу. Охломонистый тип.

– У вас очень своеобразные оценки. Вы же помните, что произошло в номере Грановского? Как вы расцениваете случившееся?

– Кирилл? Да ну что вы, такой чудесный мальчик! Он свою Катьку обожал. Они же каждый вечер у ребят из Ростова собирались, а Кирилл с Катей на актеров в ленинградском институте учились. А когда я им рассказала, что у нас на этаже артисты из Москвы, сказали, что надо с режиссером познакомиться, может, он их посмотрит, послушает, а потом к себе в театр пригласит. Им учиться еще год, а потом ходи, пороги театров вытаптывай. Веселые ребята были. Но вот ведь как получилось-то.

– Печальная история.

– Я еще тогда подумала, что хорошие ребята. А артистами станут, неужто в таких же превратятся? Нахальный народ, требовательный, капризный. Особенно этот самый Антон. Пуп земли, не иначе.

– Спасибо за ответы, Нина Васильевна.

– Да ладно вам, какое там «спасибо», когда две молодые души загублены.

– Ее уже не остановишь, – шепнул на ухо Горелову Золотухин, и они тихонечко ушли.

– Что делать будем, Палыч?

– Я хочу на лоджию взглянуть, как это Анна к Грановскому лазила.

– Сейчас устроим.

* * *

Сверкнула молния, и ударил гром. Птицын вздрогнул. Он уже жалел, что поехал на эту чертову дачу. Смерть неотвратима, и от нее никуда не денешься. Вот она и до него добралась. Ночь. Ливень. На дачах даже собак не осталось, все разъехались, и ему негде искать помощи. Вряд ли Господь Бог встанет на его сторону. Слишком много грехов за его спиной. Не жизнь, а один грех. Ничего хорошего он на этом свете не совершил. Даже монетку нищему ни разу не подал. Махровый эгоизм, лицедейство, фальш, ложь, цинизм и насмехательство. Ну о какой помощи можно молить Бога! Сдохнет здесь, в этой заброшенной дыре, где его и искать-то никто не будет, кроме коварной судьбы, приславшей за ним смерть.

Он стоял в темной комнате возле окна и всматривался в черный контур деревьев в саду. Вот сейчас сверкнет молния, и он опять его увидит. Молния сверкнула, и Птицын вскрикнул. Теперь этот призрак стоял еще ближе к дому. Черный зловещий силуэт без лица, пальто, шляпа, зонт над головой и каменная неподвижность. Он почувствовал его приближение, сидя в кресле у печки, где пил коньяк.

Да, пил. Плюнул на все и начал пить. Думал, что сдохнет, но ничего не произошло. Пил и не пьянел. Он сам не знал, как это случилось, будто его позвал голос, только не понятно, мужской или женский. Вроде бы его позвала покойная мать, но он тут же забыл о голосе. Какая-то магическая сила подняла его с кресла, и он подошел к окну. Яркая вспышка молнии на мгновение осветила сад.

Где-то в глубине, возле тропинки, идущей к дому от калитки, он увидел зловещую фигуру, неподвижную, словно гриб, вросший в землю. Он словно позировал природе, которая его фотографировала, посылая вспышки с небес. Грянул гром, все погасло, сад погрузился в темноту, а в глазах Птицына остался отпечаток, зафиксированный сознанием. Он не мог сдвинуться с места, ноги налились свинцом. По телу пробежала ледяная дрожь. Он стоял и ждал.

Лишь слабый ноющий протест где-то в глубине души пытался разбудить его и заставить сопротивляться, но воля оказалась парализованной. Он ничего не мог поделать с собой. Следующая вспышка приблизила черного истукана на несколько метров ближе. Фигура увеличивалась, но оставалась неподвижной, словно шахматная пешка, приближавшаяся к полю противника, чтобы в конце пути превратиться в ферзя, сделаться всесильным монстром и объявить о своей победе.

Игра с дьяволом не может обернуться его поражением. Дьявол непобедим! Птицын вглядывался в черноту, от напряжения у него слезились глаза. Какой же из кругов ада ему уготовлен? Скоро он об этом узнает.

Новая молния известила о приближении черного человека. Он стоял совсем рядом с домом. Белое лицо и белый шарф, остальное покрыто мраком. Птицын отпрянул. Что-то в нем надорвалось, и натянутая струна страха лопнула. Ноги зашевелились. Он наконец смог пересилить самого себя и сделал шаг в сторону, к входной двери. Нащупав на стене выключатель, он попытался включить свет, но лампочка не загоралась.

Дверь была приоткрыта, а щеколда на ней согнулась и не попадала в прорезь. Он дергал ее во все стороны, но она ударяла в железку и не закрывалась. Когда он засыпал, дом был заперт, а теперь дверь закрыть невозможно. Зачем он ложился спать? И почему он проснулся ночью? Его разбудило предчувствие. Уж лучше умереть во сне и не видеть всего этого кошмара. Обливаясь потом, он попятился, наткнулся на стол, зазвенели стаканы. Он нащупал бутылку и, не отрывая взгляда от черного угла, где находилась дверь, начал пить коньяк прямо из горлышка. Вот тут его и осенило.

В памяти всплыло охотничье ружье. Оно здесь, в доме, на чердаке! Он хорошо помнил, что отец прятал его под половыми досками на чердаке, и оно там и никуда не делось. Это единственный путь к спасению. Нет никаких Дьяволов, их придумали люди, как и все зло, творимое ими. И этот призрак – обычная сволочь, истребляющая все живое на своем пути. Маньяк! Сумасшедший! Надо убить этого гада и свободно вздохнуть.

Дверь внезапно распахнулась в ту секунду, когда сверкнула молния. Дверной проем осветился белым светом, в котором стоял зловещий силуэт. Ступени под ним почему-то показались кроваво-красными. Птицын вскрикнул, но из горла послышался только удушающий хрип. Фигура в дверном проеме не двигалась. В дом ворвался холодный ветер. Птицын рванулся в другой конец дома, дважды падал, спотыкался о разные предметы, разбил себе колено и локоть. Сейчас он даже не замечал ушибов, рвался к лестнице, крутой и высокой, со скрипучими ступенями, поднимавшейся из дальней комнаты к потолку, где находился люк на чердак.

Там его спасение, там его ружье. Он то и дело натыкался в темноте на стены, словно они специально вырастали на его пути, загоняя в капкан. Наконец он добрался до заветной лестницы. Ступени пугающе скрипели, готовые обломиться под ним в любую секунду. Он рвался вперед, к люку, крутясь по винтовой лестнице. Голова кружилась, в глазах плавали круги. Он так разогнался, что с силой ударился головой о люк. Боль разнеслась по всем нервным окончаниям. Птицын едва удержался на ногах. Он нащупал руками засов и открыл его. Какое счастье, что чердак не заперли на замок! Птицын уперся в люк обеими руками и с силой толкнул его вверх. Крышка открылась.

И тут ударил гонг. То ли колокол, то ли часы с боем, но что-то прозвенело. В чердачное окно попал свет от молнии. Птицын только на секунду увидел что-то падавшее сверху, что-то огромное. Через мгновение на его голову обрушилась плоская доска, похожая на плот. Она походила на высохшую шкурку ежа с торчавшими гигантскими колючками. Десяток гвоздей пятнадцать сантиметров длиной вонзились ему в голову. Один из них был серебряным. Доска заменила собой крышку люка и заблокировала проем.