Жизнь честных и нечестных - Елена Топильская Страница 45

В назначенное время в мой кабинет вошла и вежливо поздоровалась высокая красивая девушка, чем-то неуловимо похожая на покойную Юлю. Какие-то они все инкубаторские — современные красавицы, подумала я, глядя на нее. Или это общая ухоженность делает их одинаковыми? Я с горечью вспомнила, как делилась с Лешкой Горчаковым впечатлениями от допроса одной бандитской жены и жаловалась ему, что у меня, например, данные не хуже, но нас с ней не сравнить, поскольку она холеная, как болонка на шелковой подушке, хочется почесать у нее за ухом. Я-то, конечно, втайне рассчитывала на комплимент, поскольку, изучая ее паспорт, установила, что она на четыре года младше меня, а выглядит ровесницей. А добрый Леша, не уловив таких нюансов, простодушно ответил: «Ничего, Машка, не переживай! Если бы ты вместо нашей вонючей работы посещала бы сауны, магазины да уорлд-классы», ты бы тоже хорошо выглядела…"

Девушка сказала, что она подруга Юли Боценко, и протянула мне паспорт. Я положила паспорт на стол и стала заполнять бланк протокола:

— Фамилия?

— Федугина, — был ответ.

Я насторожилась. Катя вполне подходила по возрасту, чтобы быть дочерью владельца фирмы «Офорт». Но вопрос о Федугине я решила оставить на потом.

— Катя, вы давно дружили с Юлей? — спросила я, предупредив свидетельницу, что она может быть привлечена к уголовной ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний и что одновременно с этим Конституция предоставляет ей право не свидетельствовать против себя и своих близких родственников.

— Мы с детства знакомы, наши родители дружили, — ответила Катя.

— Скажите, действительно Юля была такой домоседкой, как о ней говорит ее отец?

— Да, она гулянки не любила.

— А о ее отношениях с мужчинами вы что-нибудь знаете? Она делилась с вами?

— Я знаю, что она была беременна, но кто отец ребенка, она мне не говорила.

— Неужели такое возможно: сказать лучшей подруге, что беременна, и не открыть страшную тайну, кто отец?

— Я случайно узнала, что Юлька залетела. Она в апреле устраивалась на работу в милицию и проходила медкомиссию, а в процессе узнала, что беременна, и испугалась, что гинеколог ее не пропустит. Вот и попросила меня сходить вместо нее.

Мы поговорили с Катей около получаса, жемчужные зерна так и не показались. Когда я спросила об отце Кати, она неохотно ответила, что отец работает в фирме, точно она не знает в какой, и живет у жены, адреса она не знает, они с отцом редко видятся, он сам ее находит или дома деньги оставляет.

Когда Катя, отметив повестку, ушла, я стала вспоминать, откуда мне знаком ее адрес, но так и не вспомнила. Этот адрес я увидела в день накануне реализации наших замыслов по разгрому банды из «Форта Нокс», когда стала печатать постановления на обыск. Адрес Кати был впечатан в постановление об обыске у Фролова.

Мы вовсю готовились к дню «икс».

Все фигуранты были вызваны, постановления об обысках ждали в конвертиках, мы готовы были начать, как вдруг меня с делом срочно потребовал прокурор города. Как я ни пыталась объяснить, что сегодня проводятся важные мероприятия по делу, прокурор был непреклонен: именно сегодня и именно сейчас. Устроив короткое совещание, мы решили не откладывать реализацию, тем более что шевелилось подспудное подозрение: этот вызов неспроста.

— Стас, ты справишься, если я не вернусь через два часа? — выясняла я.

— Постараюсь, да и Андрей здесь: он мне подскажет, если что.

— Значит, ты допрашиваешь, задерживаешь, главное — после задержания не давать общаться. Ну, с богом, ребята, я поехала, а вы давайте, воюйте. Морально я с вами.

В кабинете у Асташина сидел невысокий хмурый общевойсковой генерал и барабанил пальцами по столу. «Это генерал Вкимов из Москвы, Главное управление разведки»", — сухо представил его прокурор города и велел мне доложить дело… Я добросовестно докладывала, и к концу фабулы генерал прервал меня. Обратившись к прокурору города, он скрипучим голосом спросил, почему о чрезвычайном положении в ГУВД Петербурга не доложено в Москву. Я уже открыла рот, чтобы ответить генералу, что мы, работники прокуратуры, МВД не подчиняемся и когда хотим, тогда и сообщаем, как Асташин движением руки велел мне молчать и начал объяснять сам, с соблюдением ведомственного и руководящего политеса.

Ушла я из кабинета прокурора города через четыре часа, выпотрошенная, как кукурузный початок, переваривая упреки, высказанные в адрес прокуратуры города и меня лично суровым генералом. Правда, он подсластил пилюлю, пообещав полную поддержку в проведении оперативных мероприятий; пообещал прислать из Москвы бригаду для негласного наблюдения за фигурантами, и еще много чего пообещал, взамен требуя лишь держать его в курсе событий.

Вернувшись в прокуратуру, я, вопреки ожиданиям, не застала кипения следственных действий. В конторе стояла тишина. В моем кабинете меня ждал Андрей, забыв про установленное у меня правило «no smoking» и прикуривая одну сигарету от другой. (Когда-то я, устав упрашивать всех приходящих не курить, повесила на стенку сейфа объявление: «В связи с недостаточным объемом кабинета курение запрещается всем!» Тут же все входящие стали приписывать под моим текстом «кроме сотрудников ОУР», «кроме героев РУОП» и т, п. Когда свободное место на объявлении было исчерпано и гости попытались привесить дополнительный листочек, я объявление сняла и завела в кабинете пепельницу.)

— Он никого не задержал, — в лоб ошарашил меня Синцов, как только я вошла.

— Как это никого?

— Маша, никого! Всех отпустил, мероприятия свернул.

— В чем дело, Стас?! — сварливо спросила я стажера, распахнув дверь в его кабинет.

За моим плечом немым укором стоял Синцов.

— Ни в чем, — ответил стажер. — Я поговорил с ними и понял, что они не убивали. Следить — да, следили незаконно, но они не убийцы.

— Погоди-ка, я ничего не понимаю! Почему ты не задержал никого?

— Я не считаю возможным задерживать людей за должностные преступления.

— Не поняла, мы же планировали задержать их именно за должностные, ты что, не помнишь?

— Я пересмотрел свою позицию, — тихо, но твердо ответил стажер.

— Стас, ты в уме? С тобой все в порядке?

— Я в полном порядке, — ответил он, не глядя на меня.

— Ты понимаешь, что ты сорвал реализацию?! Тебе триста раз говорили, что другого случая уже не представится! Все дело было во внезапности, а ты, чудовище… Да что же это такое, ни на минуту без присмотра оставить нельзя, — запричитала я, а Стас даже не оправдывался.

— Андрей, ты что-нибудь понимаешь? — обернулась я к нему.

— Взятку тебе, что ли, дали, сопляк? — брезгливо спросил он Стаса.

Стас отвернулся, всем своим видом показывая нежелание общаться в таком тоне.