Тень гоблина - Валерий Казаков Страница 44

Проводив высоких московских гостей, он вернулся в город в хорошем настроении, успев за этот день обзавестись новыми знакомствами и нужными контактами. Да и высокие гости, слава богу, кажется, остались довольны. «Хотя, если честно, — думал Малюта, — что-то гости для подобного случая оказались не такие уж и высокие; принимая во внимание значимость края в экономике и геополитике страны, Москву должен был представлять кто-то более значимый, ну, скажем, глава администрации или премьер-министр, а не новоиспеченный контролер и неприметный демократ». Получалось, что Кремль как бы намекал вновь избранному сановнику и на его низкий рейтинг и на то, что ничего из его прошлых выходок не забыто, а, поручая прочитать казенный текст приветствия с факсимиле Гаранта главному контролеру, недвусмысленно давал понять, что следует ожидать постоянной опеки и будущего контроля за действиями генерала. Это ничего хорошего Малюте в его будущей работе не сулило.

Тем временем в гостиной шла довольно оживленная беседа. За всеми этими мыслями Скураш несколько отвлекся от происходящего и теперь с любопытством разглядывал присутствующих. Многие из них оказались родственниками четы Плавских, близкими или дальними, в этом он еще разобраться пока не успел, но к разговору начал прислушиваться с интересом.

— Может, и есть где-то какие-то тайные и невидимые организации, — явно со знанием вопроса вещал высокий, грузный человек с легким кавказским акцентом, кажется, приходящийся мужем сестры генеральской супруги, — и якобы, они творят некое пагубное дело, олицетворяя собой темное начало всего мира. Возможно. Но в отечественной истории таковых замечено не было. А кои если и существовали, то являли собой группы фанатиков и, как правило, людей ущербных, готовых за свое болезненное мироощущение принести в жертву не только самого себя, но и порядочную часть всего человечества. И, что самое главное, их тайные союзы всегда открывались народному взору и заканчивались судебными процессами, виселицами, Сибирью, а позднее — психушками и выдворением за пределы государства.

— Извините, ну, а как же быть с масонами? — перебил его сын генерала, Семен.

— Вольные каменщики, которых всегда в любезном нашем отечестве существовало в избытке, более являлись филантропическими клубами управленческих страт, чем некими паутинными творцами истории. Хотя их деятельность, кроме карьерного подтаскивания своих оккультных практик и приятного времяпрепровождения, и влекла к разжижению государственности и патриотизма в мозгах нашей творческой и научной интеллигенции, что в свою очередь давало благотворную почву для окукливания всевозможных крамольных партий и групп, а главное, рождало в широком обществе всеобщее к ним сочувствие. Это, пожалуй, и все, в чем можно было бы обвинить наивных романтиков, носителей фартуков, приверженцев циркуля и наугольника.

— А вот отец говорит как раз все наоборот. Они коварные, сильные и сплоченные, готовые выполнить любые указания своего руководства, и у нас в России они, якобы, воротят, что хотят. Ну, а если они такие безобидные, с чего бы тогда им прятаться? Выныривайте из подполья и работайте открыто, как клуб по интересам…

— Вы знаете, Сема, вопрос это сложный, и так сразу на него ответить трудно. Нет, вы скептически не улыбайтесь, я не собираюсь уходить от прямого ответа. У меня есть предложение перенести наши скучные для окружающих, и особенно женщин, разговоры на более подходящее время… Тем более, что всех уже к столу зовут.

— Олег Гайкович, ловлю вас на слове, масоны за вами. Только уж правду, по-родственному, хорошо?

— Обязательно, молодой человек, и непременно по-родственному.

«Вот уж где не ожидал столкнуться с этой темой, так именно здесь, — озадачено размышлял Малюта пробираясь к своему месту, обозначенному соответствующей табличкой, — было бы интересно дослушать их разговор до конца».

Первым слово взял сам виновник торжества.

— Все наши пути ведут к победе, и она у нас одна на всех! Я никогда не устану повторять, что только великий коллективный разум может победить черствость индивидуализма, поэтому мы сегодня сидим за одним столом, едим один хлеб, пьем одно вино, и за это единство я вам весьма признателен. По-хорошему, надо бы, конечно, сказать о каждом из вас хотя бы несколько слов, но вы за день сегодня так устали от речей, что я не рискну вас загружать новыми. Поэтому просто человеческое вам спасибо! Предлагаю не спеша выпить и закусить. Вы, все здесь сидящие — моя родня, по крови и по духу. Вы те, с кем бы я хотел пройти свой путь до конца, какие бы нам испытания не выпали. За нашу победу, друзья!

И понеслось в самых лучших традициях наших застолье широкое, а иными словами — среднерусская лихая и бесшабашная пьянка, когда не надо оглядываться на соседа, не надо контролировать свои эмоции и слова, когда всё хорошо и славно. Со стороны посмотреть, так действительно гуляла родня. Очень близкие люди. Кто-то что-то вспоминал, кто-то над кем-то подшучивал. Тостующие сменяли друг друга, но суть здравниц оставалась неизменной — мудрость, сила, воля и иные превосходные качества генерала, «о которых еще сегодня не говорили».

Отдельно генералом был провозглашен тост во здравие главного его союзника в крае, Павла Петровича Дракова. Скорее это был не столько тост, а, как показалось Малюте, публично повторенное какое-то более раннее признание, что-то вроде клятвы в вечной дружбе. Генерал говорил настолько прочувствовано, что все замолчали, а у Дракова глаза предательски заблестели непрошенной слезой.

Ввиду малочисленности присутствующих, по первому кругу прошли быстро, и компания постепенно распалась на маленькие группки по интересам и знакомствам. К перемене блюд многие вышли из-за стола размяться и покурить. Плавский удалился с Драковым на воздух, и проговорили на берегу реки не менее часа. Стариков как не кружил, не нашел предлога примкнуть к увлеченно беседующей паре, а охрана, видимо, получив соответствующие указания, никого и близко не подпускала. Видя, что попытки его тщетны, Виктор Алексеевич обратил свой взор на Скураша, усердно выпасающего Семена и Олега Гайковича, чтобы принять участие в заинтересовавшем его разговоре о масонах.

— Ну, посмотрите, Малюта Максимович, куда это годится? Губернатор богатейшего в России края уже битый час секретничает с бандитом. И как вы думаете, о чем они говорят?

— Признаться, я и не обратил на это внимание… — слукавил Малюта, старательно делая вид, что любуется верхушками огромных старинных кедров, в изобилии растущих вокруг здания резиденции.

— А зря, кому-кому, а вам на подобные вывихи обращать внимание надо. Тоже мне, око царево! И мало того, что обращать, но и докладывать куда следует, что вас там еще не инструктировали?

— Видите ли, любезный Виктор Алексеевич, я здесь присутствую как частное лицо, пригласил меня Иван Павлович лично, на должность я пока, к счастью, не назначен и докладывать ничего никому не собираюсь. А то, что они секретничают, так у них на то, наверное, есть свои основания. Союзники как никак.

— Не дай бог вам такого союзничка! Пойдёмте-ка, я просвещу вас, что это за птица — Паша Драка, — и, не дожидаясь реакции Скураша, Стариков крепко уцепился за его локоть и почти силой потащил к утопающей в зелени беседке.