Дату смерти изменить нельзя - Сергей Донской Страница 43

– А еще говорят, что моряки сохраняют равновесие при любых обстоятельствах, – насмешливо сказал Пьо. – Какой ты неустойчивый, Женя. Как же ты держишься на палубе в шторм?

– Тут будет похлеще шторма, – буркнул Бондарь, сплевывая на пол сгусток крови, образовавшийся вокруг выбитого зуба. Хорошо, что боковой, но улыбаться теперь придется сдержанно. И жевать правой половиной челюстей.

– Теперь ты знаешь еще одну народную традицию корейцев, – произнес Пьо, стоя над Бондарем. – Мы не прощаем оскорблений в свой адрес.

– Извините его, – подала голос побледневшая Лиззи.

– Заткнись!

Пьо нежно погладил рукоятку кинжала, которой сбил русского с ног. Ему хотелось продолжить развлечение, но вряд ли Председатель Ли будет доволен, если его новый капитан явится на судно без зубов или с изуродованной физиономией. Придется отложить главное на потом.

– Ты действительно умеешь управлять яхтой? – спросил Пьо, прохаживаясь по узкому пеналу темницы. Молодой кореец с кухонным тесаком, преграждающий выход, пожирал глазами прижавшуюся к стене Лиззи. Словно ему действительно не терпелось завладеть ее нижним бельем. Американка ответила Пьо негодующим взглядом, в котором сконцентрировалась ненависть всего женского пола к извращенцам всех сортов.

– Умеешь? – повысил голос Пьо.

– Отчасти, – неохотно откликнулся Бондарь, вытирая губы.

– Что значит, отчасти?

– Я не капитан. Но за штурвалом стоять приходилось.

– Этого достаточно.

– Для чего?

– Один человек хочет нанять тебя на два-три дня, – загадочно произнес Пьо. – В качестве капитана, штурмана и лоцмана. Этот человек сказал мне по телефону, что ты можешь назвать любую сумму вознаграждения.

В этом не было ничего удивительно. Сумма вознаграждения в данном случае роли не играла. С Бондарем никто не собирался расплачиваться. Вот почему Председатель Общества Российско-Корейской Интеграции Константин Ли не торговался. Он заранее решил судьбу человека, который проведет «Летучую рыбу» через границу.

– Я уже вознагражден по полной программе, – проворчал Бондарь, скрывая интерес к затронутой теме.

Кислая мина удалась на славу. Тому способствовала потеря совершенно здорового зуба.

– У тебя нет выбора, – заявил Пьо, глядя на пленника сверху-вниз. – Или ты выходишь в море, или остаешься здесь.

– Я с тобой, Женя, – выпалила похорошевшая от отчаянной решимости Лиззи.

– А как же иначе? – надменно удивился Пьо. – Тебя это тоже касается. – Он перевел взгляд на сидящего у его ног Бондаря. – Ты можешь взять девушку с собой, а можешь оставить ее под мою личную ответственность. – Предложение сопровождалось мерзкой ухмылкой. – Решай.

«Что в лоб, что по лбу, – мрачно подумал Бондарь. – По мнению корейцев, Лиззи тоже персона нон-грата в этом большом прекрасном мире. Уж лучше она побудет под моим присмотром. Все больше шансов уцелеть в этой передряге».

– Решил, – сказал Бондарь.

– Почему ты не торгуешься? – прищурился Пьо.

– Я слыхал, что итальянцы мастера делать предложения, от которых невозможно отказаться. Вы их переплюнули.

– Хо-хо-хо.

Развеселившийся Пьо отступил назад, едва не напоровшись ягодицей на тесак подручного. Убить его в этот момент было проще простого, настолько просто, что Бондарь уставился на свой кровавый плевок и принялся считать до десяти, но этого оказалось мало (одиннадцать), слишком мало (двенадцать), катастрофически мало (тринадцать). На счет «двадцать два» Пьо вспомнил о существовании развеселившего его пленника. Все это время он перешучивался со своим подручным по-корейски, но внезапно посерьезнел и обратился к Бондарю на своем безупречном русском языке:

– Тебе заплатят десять тысяч за каждый день работы. Десять тысяч долларов, Женя. Ты прав: от таких предложений не отказываются.

– А если я не справлюсь? – спросил Бондарь, поднимаясь на ноги. Он делал это с преувеличенным трудом, будто выпавшие на его долю испытания сломили его физически и морально. Будто какой-то паршивый потерянный зуб выбил его из колеи. Сделал слабым и покорным.

– Как это, не справишься? – рассердился Пьо. – Ты моряк или не моряк?

– Все дело в том, что за судно и в каких оно водах находится, – сказал Бондарь, отряхиваясь. – Японское море я знаю, как свои пять пальцев, но за его пределами ориентируюсь слабо.

– Как раз то, что нужно, – прозвучало в ответ. – В шторм плавать приходилось?

– Ходить приходилось.

– Что значит, ходить? – насторожился Пьо. – Ты кто, Иисус Христос? По воде ходишь?

– Так мы говорим, – сказал Бондарь. – Хоть моряки не святые, а по морям они ходят – не плавают.

– Не морочь мне голову! Речь идет об очень важных вещах.

– О каких?

– Есть яхта. – Пьо уставился на Бондаря тяжелым, гипнотизирующим взглядом. – Сейчас она находится недалеко от Владивостока, а должна очутиться в корейских водах. Это все, что ты должен знать, Женя. Остальное тебя не касается.

– А пограничники? – изобразил волнение Бондарь. – Разрешение на пересечение границы имеется?

– Это тебя опять же не касается. Поплывете ночью, в шторм. – Кинжал Пьо очертил в воздухе некую волнистую линию. – Ожидается сильный шторм. Тайфун. Пограничники будут отсиживаться на берегу.

– Но…

– В детали тебя посвятят на борту яхты. Если пожелают. Выезд ночью, перед рассветом. Утром будете на месте, так что недолго осталось.

«Недолго осталось до чего? – безмолвно спросил Бондарь. – До предполагаемого окончания плавания, когда меня и Лиззи спровадят на корм рыбам?»

– Все это слишком неожиданно, – неуверенно произнес он.

– Вы хотите сказать, что мы будем торчать в этой каталаге всю ночь? – возмутилась Лиззи. – Здесь нет элементарной гигиены. Это антисанитарно!

– Вспомни еще о правах человека, – грубо осадил ее Пьо. – Что же касается гигиены, то, знаешь, где тебе ее предоставят в полном объеме? В морге. Обмоют и обработают химикатами так, что ни одна зараза больше не пристанет.

– Сначала разденут, – вожделенно хрюкнул парень с тесаком.

Довольные собственным остроумием, корейцы заржали, тогда как ни Лиззи, ни Бондарю было не до смеха.

К их облегчению, переговоры на этом завершились. Раздвижная панель закрылась, скрыв веселящихся тюремщиков от взоров пленников. Оставшись одни, они некоторое время прислушивались к удаляющемуся гоготу, а потом Лиззи прошептала, качая головой:

– Джизус! Какие бесчеловечные люди!

– Во-первых, – сказал Бондарь, – люди не могут быть бесчеловечными. Они просто люди, со всеми своими патологиями, маниями и пороками. Во-вторых, не поминай своего Джизуса.