Убийство к ужину - Михаэль Кобр Страница 42

И вдруг его как обухом по голове ударило: не было самого главного! Жена приготовила и заморозила полуфабрикат, а его следовало выложить в обжаренный лук. Лук! Много лука! Без лука это уже не клецки по-швабски, это вроде белых баварских колбасок без сладкой горчицы. Ну ни в какие ворота!

Впрочем, лук он может пожарить и сам. Наверное, так полагала и Эрика.

Он снова полез в кладовку, чтобы вынуть из подвешенной на стене корзиночки с полдюжины луковиц. Тут ему на глаза попалось решение проблемы, стоящее на полке: коробочка с датским жареным луком. Как-то с год назад жена купила на пробу, услышав в ИКЕА, будто он хорош к хот-догам. С тех пор коробки и пылились в кладовой, поскольку гонор хорошей хозяйки не позволял Эрике использовать готовый продукт. Будь они сто раз удобны в употреблении и накопись их хоть сто штук, так и останутся стоять на полке, если надо продемонстрировать собственное кулинарное искусство.

Клуфтингер был не столь щепетилен. Раскрыв упаковку, он высыпал на клецки сразу пол коробки. А чего жалеть, если уже открыта?

Вкус его не разочаровал. Конечно, кусочки оказались более темными, чем свежеподжаренные, и не такими божественными, но вполне-вполне, маслянистыми и хрустящими.

Умяв первую тарелку, он понял: в доме слишком тихо — ни упрека, ни похвалы, ни болтовни, ни тихого слова на ушко. Он включил «Баварию 1», но тут же передумал и прокрутил до волны «Баварии 5». Он жаждал новостей.

Конечно, звук радио не возмещал домашней атмосферы за столом, но все лучше, чем ничего. Оприходовав вторую порцию, Клуфтингер не сразу поднялся из-за стола. Сладостно отдышавшись, он взял упаковку и с удивлением прочитал, что содержимое годилось и как перекус. Он решил прихватить остатки с собой.

Запихнув грязную посуду в посудомоечную машину, он послонялся по комнатам и понял: ему срочно требуется с кем-нибудь пообщаться, иначе он свихнется.

Сначала подумалось о жене — она ему оставила номер «на всякий случай». Потом сообразил, что номер-то испанский, а он пока не выяснил, по каким каналам можно звонить, чтобы вышло подешевле. К тому же дело это муторное: сначала телефонистки, затем стойка регистрации — может, они там и не понимают по-немецки, а в английском и тем более в испанском он не силен… Нет уж. Может, как-нибудь потом, но не сегодня.

И он набрал номер, который не набирал уже… даже не помнил сколько. Номер родителей.

Он удобно расположился в кресле в гостиной, не преминув поставить перед собой на журнальный столик коробочку с жареным луком. Закинув и ноги на полированную поверхность, он снова испытал мстительную радость свободы.

— Ингер? Да? Алло? — раздалось в трубке.

— Папа, сколько раз я тебе говорил, не кричи так, тебя хорошо слышно. Здравствуй, это я, — поприветствовал он отца в своем духе.

— Здравствуй, дорогой, — благодушно ответил отец. — Ну и как она, холостяцкая жизнь? Мама попозже собиралась звонить тебе. Беспокоится, что ты совсем один. Как дела?

— Нормально. А как вы? — Клуфтингеру было непривычно говорить с отцом по телефону. Сам он звонил редко, а тот, как иногда казалось сыну, и вовсе не знал его номера.

Если случалось нечто спешное, отец пересиливал себя и звонил, но и тогда разговор укладывался в несколько коротких минут. А вот с матерью Клуфтингер общался по телефону, по мужским меркам, неимоверно долго. С родителями у него были отношения лучше некуда. Вот только телефонные разговоры с отцом не клеились, и ни один не мог сказать почему. Честно признаться, и у него самого с собственным сыном складывалась та же история.

— У нас все хорошо… ты давай расскажи, как там с твоим делом? Все замолкло, никаких новостей. Прогресс есть? Колись! — раздалось из трубки.

После первой фразы Клуфтингер ожидал традиционного «передаю трубку маме», а уж никак не расспросов. Он растерялся, поэтому отцу пришлось обождать, пока к нему вернулся дар речи.

— Прогресс наметился сегодня, папа. День получился замечательно напряженным!

— Сынок, не уходи от ответа. Как далеко вы продвинулись?

Усталость давала себя знать, к тому же Клуфтингер собирался еще поработать с документами, но он понимал, что в его старике взыграл прежний полицейский задор, и ему не хотелось обижать отца. Предупредив, что информация сугубо конфиденциальная, он коротко посвятил его в события этого дня.

— Наблюдение за квартирой в Меммингене, надеюсь, установил? — деловито осведомился отец.

— Папа, держишь меня за дурака?

— Вай, не принимай близко к сердцу, сынок. Бывает и на старуху проруха, а преступник, глядишь, и уйдет.

Клуфтингер уже пожалел, что вообще коснулся этой гемы. Если дать отцу разойтись, сейчас посыплется целый град пусть и дельных, но утомительных советов «опытного полицейского».

— Я справлюсь, папа, не беспокойся. Скажи, мама дома? — спросил он подчеркнуто беззаботным тоном, чтобы не выдать раздражения.

— Да, да, понял, сегодня ты неразговорчив. Погоди, сейчас позову.

Клуфтингер слышал, как отец положил трубку и громко позвал мать. Старик никак не мог привыкнуть к тому, что переносной телефон можно просто отнести в комнату. Он до сих пор звонил из прихожей, где раньше стоял аппарат с наборным диском. Мать взяла трубку, вернулась в гостиную, устроилась в кресле — она быстро привыкала к хорошему — и только потом начала разговор:

— Малыш, рада тебя слышать. Как ты?

— Нормально, мама, работы много, — ответил «малыш» лет пятидесяти с гаком. — А папа, он все такой же: ни здрасте тебе, ни до свидания.

— Вай, ему уже поздно меняться. Знаешь, он так волнуется из-за твоего дела. Ни о чем другом и не говорит. С тех пор как увидел тебя по телевизору. На днях с гордостью рассказывал об этом по телефону твоему дяде. Ты отлично выступил, правда. Такой солидный, серьезный. Скажи, малыш, ты не слишком переутруждаешься на работе?

Клуфтингеру был хорошо знаком этот заботливый вопрос, мать так же жалела его, когда он учился сначала в гимназии, потом в полицейской академии.

— Да, сил требуется много, но что делать?

— Дай, я хотя бы помогу тебе по хозяйству, а то все на тебе. И надо же, Эрика как раз уехала. У тебя хоть чистое белье есть? Может, я постираю?

— Мама, ну посчитай сама, сколько дней нет Эрики!

— Ладно, ладно, я только спросила. А что с едой? Еда у тебя есть?

— Я сегодня делал клецки с сыром.

— Что ты делал?! Сам?

— Ну, Эрика заморозила их, а я разогрел. И обжег об кастрюльку пальцы.

— Под холодную воду. Надо сразу под холодную воду.

— Мама, я знаю. А что у вас?

— У нас?.. В сущности, ничего. Отец удалил два зуба, хоть и не стоило. Они не болели. А я сегодня весь день мыла окна. Пароочистителем, который вы подарили на день рождения. Знаешь, просто прелесть. И гладить им хорошо.