Бледный гость - Филип Гуден Страница 42

– О, благодарю тебя.

Лорен положил мне руку на плечо, словно с его души сняли тяжкий груз. Наверное, он мучился, проводя параллели между своими проклятиями и смертью врага. Видите ли, это в природе актеров и поэтов, глубоко верить в силу слов и бояться ее.

– В свое время, думаю, он вдоволь наслушался грубых и резких высказываний в свой адрес, – добавил я.

– Не сомневаюсь, – подхватил Сэвидж.

– Так где ты был той ночью?

– Почему ты спрашиваешь?

– Из чистого любопытства.

– Точно не могу сказать. Помню, что выпил, а после того как мы поговорили, выпил еще. Думаю, в таком состоянии я болтался где-нибудь. А потом завалился спать там, где меня сморил сон, потому что, открыв глаза, обнаружил, что лежу на траве. Следующее, что помню, я лежу в одежде на своей кровати и за окном начинает светать.

– То есть каким-то образом ты должен был взобраться по всем этим ступеням к нашей комнате и отыскать в темноте свою кровать.

– Естественно, Ник. Не Горчица же с Бобом меня туда затащили. Я Моток только на сцене, даже если веду себя как осел.

– Вовсе нет, никогда, – поспешил я заверить его, не желая будить в нем ни малейшего раздражения. – А когда ты… э-э-э… прогуливался, ты не заметил ничего… вернее, никого… рядом с садом?

– Там была целая куча народу. Однако вряд ли я могу вспомнить, кто именно.

– Да, разумеется.

– А что видел ты? – Внезапный встречный вопрос показался мне несколько резким. – Наверняка все эти расспросы неспроста.

– Я был на крыше, – сказал я, – и мне показалось, что в саду кто-то ходит. Но сейчас я думаю, что это мне только померещилось.

Лоренс полюбопытствовал, что именно мне померещилось, и я вкратце описал ему, что видел. В конце концов, он тоже был со мною откровенен, и за мной в каком-то смысле оставался долг. Но конечно, ничего конкретного о фигурах в саду он сказать не смог, только намекнул, что, вероятно, я выпил немного больше, чем помню. Либо так, либо просто игра лунного света и тени. И моего воображения.

Тем не менее чем больше я об этом думал, тем сильнее крепла во мне уверенность, что я действительно видел то, что видел. Но что именно? Оставалось только обратиться к Филдингу. Лучшего я придумать не мог. Но надо сказать, во второй раз идти к нему с очередными сомнительными подозрениями относительно смерти я как-то опасался и все думал, не получится ли прежнего эффекта, когда после беседы с четой Элкомбов судья внезапно заявил, что все мои выводы и наблюдения беспочвенны и надуманны.

Как всегда, Филдинг что-то писал, и я почувствовал вину за то, что отрываю его. Тем не менее он сказал, что все в порядке, и попросил рассказать, с чем я пришел. На этот раз Филдинг не принял меня за фантазера, но отнесся к моим словам очень серьезно и дважды просил повторить историю от начала до конца. Другими словами, подошла моя очередь быть допрошенным по всем статьям. Его интересовало все: точное время, причина, по которой я решил, что на дворе стояла глубокая ночь, проснулся ли я оттого, что услышал крик или зов о помощи, или от шума, в общем, что именно был за звук. Я повторил, что ничего не слышал, а если и слышал, то сознание надежно хранит эту информацию от меня. Я проснулся оттого, что лунный свет падал мне в лицо. Почему я пошел к окну? Для чего я вылез наружу? Что именно я увидел, когда посмотрел вниз, на сад? Как долго я стоял у парапета? Я видел две фигуры или три?

В завершение всего Филдинг заставил меня изобразить, как именно двигалась черная фигура, когда подкрадывалась к белой. Пригнувшись, я перебежками пересек комнату судьи, не забыв во время остановок воровато оглядеться по сторонам. Как актер, я должен уметь быстро перевоплощаться, так что я на некоторое время стал ночной тенью, подбирающейся к своей добыче. Филдинг зааплодировал, то ли в знак молчаливой похвалы, то ли потому, что увидел достаточно. Потом по его же требованию я выпрямился, чтобы изобразить уже белую фигуру, подрагивающую и переминающуюся с ноги на ногу, не смеющую даже обернуться вокруг. Пока я это проделывал, меня не покидало малоприятное чувство, что я собираюсь напасть сам на себя.

– Ну как, сэр? – спросил я, окончив импровизированное представление.

Он тяжело опустился в не очень удобное на вид кресло. Таким мрачным мне еще не приходилось его видеть. Взгляд его серых глаз будто был направлен внутрь него самого, и на его открытое лицо набежала тень. Неудивительно, что смерть Элкомба и заключение Генри стали для судьи тяжелым ударом. Уныние и хаос, воцарившиеся в особняке, кажется, не обошли стороной и этого славного человека.

– Что, Николас? – рассеянно спросил он, словно все еще обдумывал то, что я ему показал.

– Признаться, я немного волновался, решив рассказать вам эту историю, ведь мы не разговаривали с вами со времени беседы с Элкомбами. А теперь, когда я прихожу к вам с делом, которое даже для меня самого является довольно туманным, вы подвергаете меня подробным расспросам и, кажется, всерьез воспринимаете все, что я говорю.

– Сейчас тяжелое время для семьи и всех, кто с ней знаком. – Филдинг, похоже, проигнорировал подразумеваемый мной вопрос. – Потеря главы семейства – это всегда страшное испытание. А потеря его при столь жестоких обстоятельствах – это вдвойне тяжкий удар. Арест обвиненного в смерти отца сына… – Судья покачал головой – дескать, слова здесь бессильны. – Кроме того, нельзя забывать, как страдают Пенелопа и Кутберт, потерявшие мужа и отца, а теперь еще над ними нависла опасность потерять и сына с братом.

Перед глазами у меня предстала одетая в черное фигура леди Пенелопы. Кто знает, что творится у нее на сердце? Разве что священник Браун или Освальд, который постоянно был рядом с ней. Что до Кутберта то после смерти отца он практически исчез из виду.

– Вы тоже считаете, что Генри Аскрей убил свое го отца? – спросил я.

– А вы сами что думаете, Ник?

– Я долго пытался понять, что именно я увидел тогда в саду, что именно произошло у меня на глазах. И если мое зрение не сыграло со мною шутку, то я видел человека, одетого в черное, который, похоже, собирался напасть на другого, одетого в белое. Но только чем все закончилось, мне неизвестно.

– Потому что облако закрыло луну.

– Именно так.

– Тем не менее кое-что здесь сходится, – заметил Филдинг. – Должно быть, затем последовала схватка между лордом Элкомбом и его убийцей. Вы видели самое начало, пролог, так сказать.

– Я не совсем уверен в этом…

– Почему же?

Я не хотел признаваться судье, что в собственном представлении ассоциировал темную фигуру с Элкомбом, а белую – с его сыном и что в данном случае лорд – безжалостный, не терпящий возражений, – скорее перехватил бы занесенную над ним руку, чем позволил бы насадить себя на гномон.

Поэтому я сказал: